Я не раз ставил себе вопрос: чтобы это могло быть? Каким образом лицо человека может просиять?.. Мы все знаем, как человек просиявает радостью, когда он полюбит кого-нибудь, его лицо делается совершенно иным, когда он встретит любимого человека, в его глазах свет. Но я думал о чем-то другом. Мне казалось, что должно быть что-то иное, более властное, более сильное, что могло поразить людей, встречающих христиан.
И раз в жизни я столкнулся с этим с такой ясностью, с такой силой, что никогда не смог этого забыть.
Мне тогда было 17 лет. Я пришел в церковь, где никогда раньше не бывал. Она находилась тогда в подвальном помещении, я ее долго искал и опоздал. Служба отошла, люди уже уходили. Одним из последних поднимался по лестнице из бывшего подземного гаража, где тогда ютилась наша церковь, широкоплечий священник высокого роста; и когда я взглянул ему в лицо, я обомлел: я никогда до того не встречал такой абсолютной внутренней собранности и такого света. На его лице не было улыбки, – он меня тогда не видел, не было экстаза, восторга. Была только глубочайшая собранность, и что-то из него сияло: не вещественный свет, а какое-то внутреннее сияние. Я помню, как я тогда к нему подошел и сказал: я не знаю, кто вы, но я хочу вас просить быть моим духовным отцом… И затем, в течение одиннадцати лет, до его смерти, он был моим духовником.
Я думаю, что нечто в этом роде происходило с язычниками, когда они встречали христиан, людей, которые стали собранными, все силы которых нашли свое средоточие, которые стали цельными, то есть были исцелены, исцелились. И вот эта цельность, эта собранность, которая собирала все силы ума, воли, сердца, все, что в человеке было, в одну точку, откуда они могли действовать, несомненно доходила до сознания язычников, потому что они видели в христианах людей другого рода. (Из книги митрополита Сурожского Антония «О молитве».)
ИМ ТАК МНОГО НУЖНО ОБЪЯСНЯТЬ…
Ольга, 21 год, студентка-художница: Когда я училась в 11-м классе, была такая скука! И предметы давались не те, какие бы мне хотелось лучше знать, да и коллектив такой был: с интересами, которые мне совсем не близки. И мне даже не с кем было пообщаться.
Потом я поступила в институт, и на первом курсе мы с группой очень хорошо дружили. Мне было интересно: все художники, все такие разные, оригинально одетые, обвешенные всякими фенечками… Мы проводили очень много времени вместе, ходили по кафе, театрам. Я дома почти не появлялась, пропадала целыми днями. Нам задавали рисовать наброски, по целой пачке, и мы везде ходили по городу, на крыши забирались, дома сверху рисовали, в метро сидели. К нам часто подходили, мы знакомились… Вот такая жизнь была.
А сейчас у нас группы расформировывали, и я оказалась в группе, где все цивильные такие, обычные люди. Не с хипповскими этими замашками, а обычные, простые. Сначала я подумала, что попала в ужасно скучную группу! А потом выяснилось, что это очень интересные, без всякого напускного антуража, люди. Они живут своей жизнью, кто-то работает, у кого-то дети. У нас хорошие, деловые отношения. Но чтобы где-то собраться, потусоваться вместе – такого не получается. Меня они удовлетворяют хотя бы тем, что не курят, не пьянствуют, нормальные спокойные люди. Кто как к религии относится – мы об этом не говорим, потому что это считается личным делом каждого. Наверное, они знают, что я православная, потому что вот когда я церковь расписывала, никто даже не удивился.
Так уж получилось, что я совсем одна. Дома – с сестрой, мамой, папой… А вся эта дружба – что-то нереальное. Сколько я ни дружила в своей жизни, – ничего не складывалось. Наверное, у меня такой характер. Может быть, я от дружбы жду чего-то очень большого, какого-то самопожертвования…
Мне хотелось бы прийти к человеку, хотя бы раз в полгода, и знать, что тебя не просто терпят, раз уж пришла, а любят. Но у меня нет такой подруги.
И мне, конечно, хочется вместе с друзьями, компанией, где-то собираться. Мне так тяжело, особенно летом, когда все куда-то ездят, а я дома сижу. Не знаю, к кому можно примкнуть… Честно говоря, мне все эти люди, неправославные, кажутся немного странными. Наверное, я не смогла бы дружить с неверующими. Им так много надо будет объяснять, – почему я то делаю, это не делаю… Мне не хочется объяснять. Да и неинтересно мне с такими людьми! Может, и бывают среди них какие-то нестандартные, интересные, вот, и по телевизору таких можно увидеть, но в общей массе…
Я бы хотела присоединиться к какой-нибудь компании православных молодых людей, лучше, объединенных каким-нибудь общим делом. Чтобы не скучно было, и не надо было бы копаться друг в друге, задавать какие-то вопросы. Это потом уже. А сначала, когда незнакомы, лучше что-нибудь делать сообща.