О маме Маше и наших соседках я старался не думать. Всё равно сейчас ничего с той стороны не видно и не слышно. А ком под землёй ничего не ловит — это я проверил сразу, как мы только отошли от входа в подземный комплекс. Так что только и остаётся надеяться на лучшее.
А что с моей несостоявшейся подругой? Голова и лицо девушки залиты кровью и сейчас по цвету мало отличаются от её красного гюйса и такой же задранной юбки, из-под которой видны красные же трусики. Фанатка она красного цвета что ли?
Непорядок с юбкой надо поправить. Так, сделано. Что дальше? Красивые ножки ровненько лежат на бетонном полу и, похоже, переломов там никаких нет. Только царапины и небольшие порезы от битого стекла, которые уже не кровоточат. Проверять их на ощупь я постеснялся — всё равно ничего не пойму, а самому перед собой потом будет стыдно.
Руки девушки в таком же состоянии, как и ноги, даже лучше, поскольку я, падая сверху, прикрыл их своим телом, как и всю переднюю часть девушки. А вот что с моей спиной сейчас я посмотреть не могу, хотя чувствую, что что-то там не в порядке.
Ладно, вернёмся к любованию, а точнее осмотру пациентки без сознания. Почему-то же она не приходит в себя? Может девичий организм послабее моего, закалённого путешествием сквозь время, оказался, а может досталось ей от трубы сильнее. Всё-таки девица хоть и чуточку, но выше меня ростом оказалась.
Так, что у нас с головой? У нас, я надеюсь, всё в порядке, а вот у девушки — не понятно. Она вся в крови, причём неизвестно чьей — моей или её? Ведь я лежал прямо на ней, словно целуя в губы спящую красавицу, и моя кровь явно стекала на лицо девушки, разукрашивая его в её любимый красный цвет и явно попадая ей в открытый рот. Она хоть не захлебнулась? Да нет, дышит. Грудь — красивая, кстати, и, как оказалось, без бюстгальтера, — равномерно вздымается. А, приложив к ней ухо, я услышал, что и сердце стучит вполне уверенно.
И только сейчас до меня дошло, что нужно было проверить сердцебиение и дыхание девушки в первую очередь. Чувствую, даже покраснел от осознания своего кретинизма. Другое, что дошло до меня спустя секунду, так это весёлое потрескивание спасшего нас музейного стеллажа, который вовсю сигналил мне, что он хоть и металлический, но всё же не железный. И что труба, которую он старается на себе удержать, начинает его одолевать.
Попытка резво вскочить на ноги привела к сильной вспышке головной боли, заставившей меня обхватить свою голову руками и сдавленно замычать сквозь стиснутые зубы и зашумевший в ушах морской прибой. А всего меня закружившаяся голова повела в сторону злосчастной трубы и дала возможность повторно со всего размаху проверить её на прочность. Труба выдержала, что неудивительно! А вот морской прибой в моей многострадальной голове превратился в перезвон московских курантов. Но была и положительная сторона проделанного эксперимента — как ни странно, но острая головная боль ушла так же быстро, как и появилась, сменившись тупой, но дающей возможность сделать хоть что-то полезное в нашей непростой ситуации.
Пошатываясь, я снова осторожно огляделся вокруг и вспомнил, что собирался сделать. Нужно было вытащить лежащую на полу девчонку из зоны возможного поражения уже ненавидимой мною трубы. Но как это сделать, не причинив девушке большего вреда, чем уже есть? Вдруг у неё есть-таки скрытые переломы, которые я не заметил? Перенести на руках? Так я сам еле держусь на ногах. Перетащить по полу? Но битого стекла вокруг ну просто завались. Можно порезать все, что не было до этого порезано. Да и неизвестно, когда она очнётся и вообще, когда нас вытащат отсюда. Не лежать же ей всё это время на холодном бетоне. Так и простудиться можно.
И где моя бутылка с водой? Ещё в первый день я понял, что без воды в Крыму из дому лучше не выходить. Жара стоит неимоверная, и пить хочется постоянно. А вот воду найти удаётся не всегда. Поэтому и ношу с собой небольшую бутылочку минералки. И мама Маша так поступает, и наши соседки тоже. У них они лежат в сумочках. А где моя, которую я держал в руке? И пить нам пригодится, и голову девахе хоть немного отмыть от крови. Иначе ничего там не разобрать.
Мысли о воде и крови вызвали появление лёгкого подташнивания, что вместе с головокружением, головной болью, шумом в ушах и странным упадком сил привели к самодиагностированию сотрясения мозга. Что не очень хорошо. С другой стороны, радует то, что у меня всё-таки есть чему сотрясаться.
Вода нашлась прямо под ногами. Непонятно, почему я её сразу не заметил? Отшвырнув бутылку ногой подальше от нависающей трубы, я принялся искать что-то, на чём можно передвинуть бессознательное женское тело. Висящий под потолком красный флаг с белой звездой я не достану. Вывалившаяся из уже не потрескивающего, а вовсю скрипящего, стеллажа форменная матросская рубаха коротковата, но пойдёт в качестве матраса или подушки девушке под голову. А вот висящий на стене холст с исторической справкой по дизельной подводной лодке шестьсот тринадцатого проекта как раз то, что нужно. Пошатываясь, я доковылял до стены с искомым и, с трудом переступив через упавший макет той самой шестьсот тринадцатой лодки, сорвал со стены её описание и на всех парах «помчался» назад. Не знаю, как это выглядело со стороны, но представлялось мне именно так.