— Кушать подано, господа хорошие! — почти пропела она. — А ну, посторонись!
И покатила передвижной пункт раздачи питания прямо на опешивших врачей.
— Марь Ванна! Вы как всегда в своём репертуаре! — воскликнули одновременно обе заведующие, разбегаясь по сторонам от идущего на таран и парящего чем-то вкусным четырёхколёсного бронекастрюленосца. — Вот как влепим вам строгий выговор за неуважение руководства целых двух отделений больницы — будете тогда знать!
— Сейчас я тут главная! — ничуть не испугалась решительный капитан столового плавания. — Попрошу освободить помещение! У нас время принятия пищи.
— Ладно, Вячеслав, приятного тебе аппетита. Мы подойдём после обеда. — потерпев сокрушительное поражение в неравном бою, ретировались за дверь заведующие отделениями.
— Давай, внучок, я тебя покормлю. — проговорила «Марь Ванна», накладывая мне тарелку всё той же манной каши.
— А можно я сам? — как-то неудобно стало перед такой заботливой старушкой.
— Что ты, милок, что ты! — замахала она руками. — Мне не в тягость. Вас мужиков жалеть надо, а то слабенькие вы. А ты тем более. Лежать тебе надо — сил набираться. Вот кашка и поможет. Да и заведующие твои не велели.
Под бойкие увещевания весёлой и неугомонной пожилой санитарки я съел тарелку манной каши и запил её молоком.
— Завтра, если разрешит Валентина Николаевна, попробуешь кушать самостоятельно. — обнадёжила меня на прощание «Марь Ванна». — Ты её обязательно слушайся. Строгая она у нас, но справедливая. И врач хороший. Поправляйся, милок, а я дальше поеду, других болезных покормлю.
Через минуту после ухода санитарки пожаловали обе заведующие, словно специально дожидались этого события, стоя за дверью.
— Ну что, проглот, наелся? — первой заговорила Валентина Николаевна. — Ничего, что я на «ты» — разрешаешь?
— Пока да, Валентина Николаевна.
Увидев непонимание в глазах женщин, я поправился:
— Это в смысле наелся пока. Но, не переживайте, это ненадолго. И, конечно, обращайтесь, как вам будет удобно.
— Тогда, если не возражаешь, продолжим работу с твоими глазами? — предложила Мария Степановна.
— Давайте, продолжим. Что будем делать?
— Сейчас, Слава, крепко закрой глаза и, пока я не разрешу, не открывай их. А я сниму очки. Закрыл?
— Закрыл. — подтвердил я, сжав веки изо всех сил.
Руки Марии Степановны передвинули привычные уже окуляры очков мне на лоб.
— Теперь не спеша, постепенно, но, не открывая глаз, расслабь веки. Если будет больно или неприятно, сразу говори мне.
С некоторой опаской я выполнил, то, что говорила врач. Однако никаких неприятных ощущений это мне не принесло.
Видимо, поняв по моему молчанию, что со мной всё хорошо, женщина дала следующее указание:
— Теперь так же медленно попробуй открыть один глаз. Давай начнём с левого! И не забывай: чуть что — сразу закрываешь его и говоришь мне. Поехали!
Медленно, буквально по миллиметру, я распахивал своё левое «окно» в этот мир. И так же медленно свет этого мира вливался в него, пока не достиг своего максимума.
— А я вас вижу! — радостно выпалил я женщинам, сидящим на стульчиках рядом с моей головой. — И глаз совсем не болит. Только слезится немного.
— То, что слезится — это нормально. Так и должно быть. — успокоила меня Валентина Николаевна. — Теперь точно так же давай с правым глазом.
С правым «окном» тоже всё прошло без негативных ощущений.
— А без очков вы намного красивее! — сообщил я целительницам, внимательно вглядывающимся в мои открытые глаза, после того, как проморгался от выступивших слёз. — В смысле без чёрных очков. Вернее, когда я без очков.
С каждой моей попыткой губы женщин всё шире разъезжались в улыбках, а мои щёки всё больше заливались краской смущения. Ну не умею я говорить комплименты красивым женщинам.
— Эх, будущая гроза всех женщин, — Мария Степановна вытерла слёзы, всё ещё катящиеся из моих глаз, — спасибо за комплимент. Мы поняли тебя с первого раза.
— Всегда пожалуйста!
— Ну, если есть такой настрой, то значит действительно всё в порядке. — произнесла, поднимаясь, Мария Степановна, окончательно снимая очки с моей головы и кладя их на прикроватную тумбочку. — И хоть ты ни на что не жалуешься, но вот тебе ещё одни окуляры.
Женщина достала из кармана халата зеркальные очки в тонкой металлической оправе и положила рядом с первыми.
— Наденешь их, если глаза устанут. Но и эти — её палец коснулся чёрных стёкол, ранее снятых с меня, — я пока забирать не буду.