- Давайте, я вызову вам врача, или увезу в больницу?
Бабушка замотала головой, открыла глаза, может быть когда-то они и были какого-то цвета, сейчас выцвели почти добела, в них была только боль и никаких желаний, даже жить.
- Вам надо лечиться.
Бабушка положила свою маленькую, сморщенную, холодную руку на мою с такой силой, будто поставила точку, спорить было бессмысленно, на насильственные действия прав у меня не было. Бабуля закрыла глаза, не шевелилась, внимательно посмотрев вокруг, я не увидела никаких следов приема пищи, решила немного похозяйничать.
Растопила печь, поставила кипятить чайник. Лекарств никаких не было, чаю не было, легче сказать, что было: несколько сухариков, банка с медом, множество баночек с травами, без каких либо подписей. Да, инициатива действительно наказуема, теперь уже просто уйти и забыть никак нельзя. Сварила кашу, заварила в термосе чай и вновь отправилась к своей подопечной. Я решительно сделала повыше подушку и пыталась из ложки покормить бабушку, но больше одной ложки проглотить ей не удалось, она вроде даже не сопротивлялась, просто не могла.
В последующие дни я ежедневно приносила еду, забирала вымытую посуду, иногда мне казалось, что старушка хочет со мной поговорить, но этого так и не случилось. Не знаю, ела ли она, но точно вставала, чтобы помыть посуду. Я уже потеряла надежду, честно говоря, и интерес к этой молчаливой, загадочной женщине, но и просто оставить ее, тоже, было бы не правильно. Погода была точь в точь такая, про которую говорят: «хороший хозяин и собаку…», я, с некоторым раздражением, брела с дежурной кашей к подопечной. Вчерашняя каша была не тронутой, бабушка умерла, избавив меня от угрызений совести и, взятых на себя, обязательств.
Я позвонила соседке, она обзвонила еще несколько человек, пришедшие люди с интересом осматривались, удивляясь обстановке, как оказалось, никто из них никогда в доме не был. Все пришедшие говорили, что, когда они здесь появились, умершая уже здесь жила, никто не знал ее имени, никто никогда не видел, чтобы к ней кто-то приезжал. Порывшись в не хитрых пожитках, мы обнаружили паспорт, наконец-то, узнали имя нашей «загадки» - Туманская Виолетта Эдуардовна, год рождения 1936, место рождения – Ленинград. С помощью местных органов власти и не равнодушных соседей Виолетту похоронили и, как положено, помянули.
Теперь мы с Банди снова ходили на лиман в любое удобное время, мостик всегда был пуст. Историю с Виолеттой я не вспоминала, но на девятый день после ее смерти мне приснился сон. Это был даже и не сон, а эпизод – хлопнула дверь, в полумраке коридора, молча, стояла женщина в балахоне, жестом головы она приказала мне следовать за ней, я пошла. Женщина направилась к дому Виолетты, я едва поспевала за ней, порывы ветра иногда перегибали балахон таким, немыслимым образом, что казалось, что внутри никого нет. Пришли в дом, женщина поставила табурет к печке, кочергой показала едва заметную дверку без ручки, почти у потолка и исчезла.
Со своими снами я давно уже не спорю, едва рассвело, я поспешила к указанному месту. Дом был разграблен, что не взяли, разбили, покидали и, даже, нагадили. Табурет стоял на том месте, куда его поставила моя «ночная гостья», приглядевшись, я увидела и дверку без ручки. Немного помучавшись, мне удалось ее открыть, там я обнаружила толстую старую тетрадь и в трубочку свернутые полторы тысячи долларов. В первый момент я подумала:
- Куда бы отнести деньги?
Но несколько поостыв, еще раз посмотрев с тоской, во что превратился чистенький домик, решила взять на себя обязанности – заказать Виолетте памятник, тетрадь забрала с собой домой.
Это был дневник, первая запись была сделана почти пятьдесят лет назад. Не знаю, получится ли у меня коротко рассказать эту душераздирающую историю, но я попробую. Прочитав дневник несколько раз, я завернула и положила его в сейф, не знаю, что я буду с ним делать, но, на мой взгляд, это документальное свидетельство о ленинградской блокаде, под стать «дневнику Тани Савичевой».
Ленинград. Блокада. Виолетте шесть лет, она постоянно мерзнет и хочет есть. Умерла младшая сестренка, которой не было года, мама завернула ее в одеяльце, вынесла на балкон, а Виолетту попросила никому об этом не говорить:
- Девочка моя, ты уже большая, пока никто не узнает, что Таисия умерла, мы будем получать хлеб по ее карточке, ты будешь больше кушать. Это наша с тобой тайна, если кто-нибудь узнает, карточку заберут, а меня посадят в тюрьму. Ты сможешь хранить тайну?