- Что-то случилось?
Он мотал головой и улыбался. И вдруг я не услышала, а просто приняла информацию, которая приходила непонятным, необъяснимым образом:
- Как жаль, что это наша последняя встреча. Милая, родная, как же я тебя люблю. Он отвел глаза и информация пропала. Я была в полнейшем оцепенении, не понимала уже ничего. Не знала, чего бояться больше, смысла полученого, таким невероятным способом, или самого способа получения этой странной информации? Можно ли, этому верить?
Надо было спешить, просквозить еще один рабочий день было бы крайним свинством, хотя, находясь в таком психофизическом состоянии, пользы от работы ждать не приходилось, а косяки от месячной хандры продолжали накапливаться.
- Вик, я убегаю, люблю, пожалуйста, не исчезай.
- Хорошо, до встречи, полчасика полежу и поеду.
Был длинный-длинный поцелуй, как потом оказалось, последний, сквозь прикрытые веки я пыталась заглянуть в его глаза, понять, что за откровения были до того или мне это просто привиделось, хорошо бы так. Он был спокоен и ничего мне больше не сигнализировал.
Целый день я делала вид что работаю, а думала лишь об одном:
- Что же это такое было?
То ругала себя за то, что ничего не спросила, то находила серьезные оправдательные аргументы. Я никогда не понимала в школе тему электричества, есть контакт, нет контакта. У меня не вызывали ни вопросов ни сомнений огромные химические формулы, происхождение жизни на Земле, передача звука по телефону, а вот электричество…
К концу дня я понесла вымученный отчет директору, он посмотрел, поднял глаза, я ждала замечаний, и вдруг, несмотря на закрытый рот директора, получила информацию:
- Какие же у нее ногти.
Я вздрогнула, инстинктивно спрятала руки за спину и покраснела (ногти я грызла, когда нервничала). Покраснел от неловкости и директор и даже не стал комментировать отчет. Мозг отключился, новых испытаний он мог не выдержать. До конца дня я старалась ни с кем не встречаться глазами, даже в течение сорока минут вынужденного маникюра.
Наконец-то захлопнулись двери квартиры, опасность получения не желательной информации на сегодня закончилась. На столе, выложенное из конфет, сердце и маленькая коробочка с подарком.
- Прощальный привет от Вика.
Подумала я и заревела. Выплакав весь запас слез, допила именинную бутылку, немного посомневавшись, съела салат. Хотелось конфету, но разрушать сердце не решилась, решительно заставила себя обо всем подумать завтра, легла спать.
Наконец-то, утром я открыла коробочку с его подарком. Это были сережки с изумрудами и маленькими бриллиантиками. Они безумно шли к моим зеленым глазам, которые тут же наполнились слезами. Почему я ничего не спросила? Почему мы виделись в последний раз? Стыдно было признаться, что эта информация была получена «незаконным» способом, боялась, что он будет смеяться, а вот теперь - получай фашист гранату, опять ни телефона, ни координат пребывания, ни надежды на встречу. Хотя, кое-какая надежда оставалась, ведь он говорил или не говорил не только про расставание, но и про любовь, а уходя, оставил сердце…
О многом нужно было подумать, но труба звала трудиться. Времени в обрез, выскочив из лифта, я чуть не сбила с ног фундаментальную фигуру Елизаветы Петровны, подъездоуправительницы, по совместительству уборщицу подъезда, а в прошлом директора школы. Садизм из прошлой жизни Елизавета Петровна успешно реализовывала и на своей теперешной должности. Она не спеша возила тряпкой, народу собралось уже человек восемь-десять, но никто не решался ее обойти, все нервно, терпеливо ждали. Елизавета Петровна неспешно дотерла пол, вытерла руки, достала из кармана список:
- За уборку подъезда платили?
Подъездоуправительница, по очереди, проверяя список, выпускала на волю. На какой-то момент, встретившись взглядом, я приняла «молодая авантюристка, живет не по средствам, опять новые сережки». Значит это все правда, это не закончилось, как теперь жить? На входе в офис я узнала, что была бы чуть повыше, можно было бы за мной приударить.