- Вика, я рад за тебя, думаю, теперь ты меня лучше понимаешь.
- Ничего я не понимаю, мне плохо без тебя и, вообще, во время твоего последнего отсутствия у меня появилась тревога, что я тебя опять теряю. Во время телефонных разговоров мне казалось, что присутствует кто-то третий.
- Сам себе не завидую, постоянный рентген - дело опасное, придется рассказывать правду. Во время пожара погибли родители и трехлетний мальчик, которого отец выбросил из окна пятого этажа на растянутое одеяло, остался один. Он, как только меня увидел, по-взрослому сказал, что хочет, что бы теперь я был его папой. За несколько дней, пока искали родственников, я так к нему привязался, что, грешным делом, хотел, чтобы их не нашли. Я все время думал, а согласишься ли ты взять мальчика, хотел тебя об этом спросить, но не решался, вот ты и чувствовала мое замешательство. Родственники нашлись, у мальчика все хорошо. Кстати, если бы я решился спросить, что бы ты мне ответила?
- Не знаю, но сначала я бы точно испугалась. Хорошо, что у мальчика все хорошо и мне не нужно решать такую сложную задачу. Мишка, не обижайся, отвечаю честно, в конце концов, я бы тебя все равно поддержала, наверное….
За три дня Миша починил все, что ждало починки, напилил дров, а вечерами мы брали лодку и спускались к лиману. Доплыв до середины, бросали весла и просто лежали и смотрели на закат, на звездное небо, на огни большого города, где то у горизонта. Как важно хотя бы иногда никуда не спешить и еще: хорошо, когда есть человек, с которым можно обо всем поговорить, но главное – с которым хорошо молчать.
В этот раз расставание было легче, чем обычно, я уже скучала по своим «старичкам». Как оказалось, они меня тоже с нетерпением ждали. У нас было новое дело, которое подкинули знакомые Васильевича, а посему отказаться было неудобно. Мне казалось, что паутина их знакомств охватывала весь наш миллионный город.
Дело обстояло так: двадцатилетний молодой человек, внук знакомого Васильевича, студент третьего курса медицинского института, отличник, умер, находясь на практике в больнице, во время ночного дежурства, от передозировки наркотика. Следствие не располагало доказательствами, об участие в этом деле посторонних, как и не нашло подтверждений того, что он до этого случая принимал наркотики. Дело закрыли с формулировкой «суицид по неосторожности», но родственники не верили в такую версию и попросили нас разобраться.
Молодой человек активно занимался спортом, вел здоровый образ жизни, даже не курил, врачом мечтал стать с детства и обстоятельно шел к своей цели. «Старички» побеседовали со всеми, кто дежурил с ним в эту злополучную смену, даже с некоторыми больными, но ничего нового узнать не удалось, никто ничего не видел, не слышал, не знал. Была одна заковыка в деле – пропал телефон, сразу было не до него, и сей факт был обнаружен следователем только через несколько дней. Поверить в дурацкую версию «суицида по неосторожности» было сложно, но никаких зацепок для опровержения не было.
Мне дали три дня на размышления, а потом, как было сказано, идем сдаваться. Я смотрела на фотографию Захара (так звали этого молодого человека), открытое бесхитростное лицо типичного отличника. Простая семья, простая биография, со всеми хорошие отношения, девушки нет и так много планов на будущее. Трудно представить, кому он мог перейти дорогу, и еще трудней, что же могло заставить встать на тропу наркомана такого положительного парня, да еще и сразу с убойной дозы, он ведь почти врач. Честно говоря, во второй вариант я не верила вовсе. Бедные родители, так хотелось им помочь. Но как? Если я правильно поняла, мое начальство все, что было можно, сделало и просто, без особых надежд, чтобы не осталось угрызений совести, отдали посмотреть дело мне.
Над вторым вариантом, что он сделал это сам, я думать не хочу и не буду. А если не сам? Это случилось ночью, в больнице, посторонних никто не видел, а это значит, «помочь» мог только кто-то, кто находился там на законных основаниях и не вызывал подозрений. Не думаю, что я смогу в больнице узнать что-нибудь интересное, вряд ли со мной вообще там будут разговаривать, им уже надоели допросы, туда можно будет пойти только с какой-то конкретикой. А вот где ее брать?
Единственным человеком, который может рассказать хоть что-то новое, отчего можно будет оттолкнуться, как мне показалось, была мать погибшего. Я позвонила ей, чтобы договориться о встрече, она сказала, что сегодня не может, собирается поехать на кладбище, я предложила свозить ее туда, и мы договорились.