Нам удалось найти человека, который подавал на Соснина заявление. Он рассказал, что после перелома челюсти больше трех месяцев пролежал в больнице, а затем оказалось, что она срослась не правильно. Обратились к другому врачу, который был в ужасе, от увиденного на снимке, и посоветовал подать в суд, что бы стрясти денег на операцию в хорошей клинике. Как только открыли дело, Соснин сам его нашел, извинился, принес координаты хорошей клиники в Израиле и деньги, на которые истец даже и не рассчитывал.
Как никогда, кстати, у меня выпала зубная пломба и, не придумав другого повода для встречи, я записалась на прием к нашему врачу - садисту. Плана действия не было, просто хотелось «живьем» посмотреть в глаза предполагаемому чудовищу, а дальше по обстоятельствам, но наставникам я решила об этом не говорить. Зуб, который я планировала принести в жертву, был уже пролечен и, в силу своих медицинских познаний, я думала, если нерв удален, то сверлить не больно. Ну, залепит он дырку – какой тут может быть риск?
По мере приближения к кабинету, моя уверенность в безопасности намеченного мероприятия начала таять. Стоматологический кабинет находился в торце здания и имел отдельный вход, в полутемном коридоре стояли три потертых стула –инвалида. И не души…. Я постучала в дверь кабинета, ответили не сразу, и, когда я уже хотела выдохнуть, бежать и не возвращаться, по крайней мере, на прием, услышала:
- Входите.
Ничего не оставалось, как войти внутрь. Доктор Соснин был мелким и субтильным, из-под медицинской маски и чепчика выглядывали кустистые рыжие брови и глубоко посаженные глаза – буравчики, которые так на меня посмотрели, что закололо под ребром, хотя, возможно, это только мое больное воображение.
- Проходите, садитесь, рассказывайте, какие проблемы.
Озираясь вокруг в поисках медсестры, я медленно опустилась в кресло. Очень не хотелось остаться наедине с доктором, но пришлось.
- Пломба выпала.
- Посмотрим.
Осмотр был бесконечно долгим. Он изучал все мои зубы, а не только тот, который я планировала полечить, стучал по ним, что-то там корябал, разглядывал, а я вынуждена была все это сносить, ни закрыть рот, ни что-либо сказать до окончания этого бесконечного действия не представлялось возможным, вдобавок, от яркого света невозможно было открыть глаза.
Наконец-то он отпустил мою челюсть, отступил на шаг и повернулся ко мне спиной. Видела я только спину, зато слышала звуки отрывания бумаги, скрежета по стеклу, облома ампулы и какие-то еще. Жуть! Я уже начала представлять, как он вколет мне наркотик, как Захару, и поминай, как звали. Хотелось бежать, наверное, я бы так и сделала, но путь из кресла до двери был один и пролегал через эту зловещую спину. Я не могла вымолвить ни слова, забыла, зачем пришла, жалела, что мои коллеги не знают, где я, и мечтала только вырваться из этого кошмарного заведения.
Он повернулся, в руках был шприц, глаза, казалось, ушли еще глубже и буравили меня насквозь.
- Плохо.
- Что плохо?
- Врать плохо, зачем ты пришла?
- Зубы лечить.
- Девушка, я видел, на каком автомобиле ты подъехала, вижу, как ты одета, а главное, вижу, какие у тебя стоят пломбы. И что это тебя в бесплатную поликлинику потянуло?
- Мой доктор в отпуске, мне только дырочку запломбировать.
Получалось у меня, как-то жалко, я бы на его месте, пожалуй, тоже бы не поверила. Доктор демонстративно стравил шприц, выдержал паузу, приблизился на один шаг и сказал:
- А теперь правду!
- Я и так говорю правду, что вы себе позволяете, я буду жаловаться.
- Обязательно пожалуешься, а пока говори, зачем пришла?
- Я уже не хочу лечить зуб, можно, я пойду?
Я попробовала встать, но руки доктора, одна из которых была со шприцем, взяв меня за плечи, пригвоздили назад в кресло. Я начала реветь, ревела по-настоящему и, как казалось мне, очень убедительно. На его лице не дрогнул ни один мускул, он просто ждал. Я тоже не могла реветь бесконечно, надежды на то, что вернется откуда-нибудь медсестра, или придет следующий пациент таяли. Я прекрасно понимала, что от моих признательных показаний будет только хуже, тем более, шприц наготове. В конце концов, я замолчала, только изредка всхлипывала.
- Так, последний раз, предоставляю возможность рассказать все, добровольно.
Он взял меня за подбородок, и под ослепляющим светом буровил своим взглядом так, что язык стал ватным, голова закружилась, веки стали тяжелыми. Уже совсем засыпая, я подумала, что укол он мне вроде не ставил, о его гипнотических способностях нам было ничего не известно.