Следователь, посоветовавшись с Николаевичем, решил просить охрану палаты. На что Мишка, знаток маниакального поведения, сказал, что пока Васильевичу плохо, ему ничего не угрожает, это преступника устраивает. Если нет доказательств его вины, лучше его не трогать, закрыть не удастся, а начнет паниковать, станет непредсказуем.
Надежда Петровна рассказала, что вечером, когда они поставили машину на стоянку, увидели, что на заднем, пыльном стекле было написано: «забыл?» А ночью случился пожар, пострадало еще четыре машины.
Все намеченные на день планы мы выполнили, все купили, навестили Нику, придумали несколько поздравительных кричалок и покричали хором, даже ее нудный очкарик поучаствовал. Не знаю, слышала ли Ника, но видела нас всех вместе из окна, махала, улыбалась, нам было весело.
Домой мы приехали с мамой, Валерией, еще и с Николаевичем. Дружно приготовили ужин, выпили за нового человека, имя которому пока согласовать не удалось, за здоровье Ники, здоровье Васильевича, за Надежду Петровну, за нас всех. Не скажу за других, но мне не стало легче от выпитого, не смотря на полный дом народу, паника и страх не покидали. Николаевич с Мишкой пошли на свежий воздух поговорить, мама занялась Валерией, а я пробовала заснуть, но тщетно. После того, как вчера Мишка предугадал поведение Гнусавого, было очень страшно за Васильевича.
Миша старался не шуметь, но я не спала.
- Миша, что дальше будет?
- Будет плохо, если эти два упертых барана будут думать об офицерской чести, которая не позволяет им бояться и прятаться. Они никак не могут понять, что, когда человек одержим чем-то, он кроме цели, ничего не видит. Ему плевать, какую цену придется заплатить ему самому. Николаевич говорит, что его должны скоро закрыть за участие в бандитизме, Васильевич с кем-то сотрудничает по этому вопросу. Я думаю, что его главная цель не бандитские разборки и не деньги, а месть. Никто не знает, когда его перемкнет окончательно, Васильевичу лучше бы на время куда-то слинять.
- Будем надеяться, что Николаевич задумается, убеждать ты умеешь.
У палаты Васильевича дежурил полицейский, врача уговорили подержать его подольше в больнице. Васильевич очень сердился, каждый день говорил, что сбежит, но под строгим взглядом Надежды Петровны оставался. В офис снова взяли охранника. Никаких новых дел Николаевич не брал, прикрываясь занятостью, старые хвосты подтянули и просто пинали балду. Я бы могла взять отпуск и уехать куда-то с Мишкой, но стыдно было, бросать одного Николаевича в эту трудную минуту.
Мишка каждый день придумывал какое-то развлечение для Валерии: батут, карусели, комната смеха, катание на машинках и сам получал удовольствие больше, чем Валерия. Однажды сказал:
- Я знаю, зачем нужны дети. Чтобы взрослым, под их прикрытием, снова можно было стать детьми и кататься на каруселях.
Через пять дней Васильевича выписали. Мы дружно встретили его у дверей больницы, довезли на машине Николаевича до дому. По приглашению Надежды Петровны, ненадолго, поднялись попить чаю, а когда вышли, все четыре колеса машины были спущены. Мишка был прав, нам явно демонстрировали серьезность намерений.
Тоном, не терпящим никаких возражений, Николаевич сказал:
- Ребята, простите, дело приобретает очень серьезный характер, методы частного сыска не прокатят. Офис на время закрываем. Вика, три дня выходных. Я к следователю.
Миша, все-таки, попробовал возразить:
- Может, мы к Васильевичу, поддержим, пока вы что-то решите?
- Нет, Васильевич пока ничего не должен знать, до вечера.
За Николаевичем приехала машина. Я предлагала ослушаться и подняться к Васильевичу, но Мишка, как человек служивый, сказал, что распоряжения начальства надо просто выполнять, иначе наступит хаос. Мы посидели, еще некоторое время, на лавочке, съели мороженное, увидели, как погрузили машину Николаевича на эвакуатор. Ничего подозрительного не заметили.
- Миша, до офиса топать, чтобы машину забрать, три квартала. Пешком пойдем или на общественном транспорте? Интересно, почему Николаевич нас не подвез?
- Видимо, не по пути, давай прогуляемся.
Несмотря на отдых, день получился напряженным, то я отвечала невпопад, то Мишка меня не слышал. Вечером приехал Николаевич, сказал: