Большая, теплая, родная рука Мишки гладила мою спину, «колючки постепенно отваливались», я даже смогла вытянуть ноги, которые неимоверно затекли.
- Вика, вставай, я заварил чай с мятой, сделал салат, пойдем вниз. Надо позвать маму. Когда тяжело, нельзя оставаться одному.
- Не хочу, не могу двигаться.
- Вика, я бы с удовольствием пристроился к тебе под бочок, но мы не можем сейчас оставить маму одну, не будь эгоисткой, вставай.
- Хорошо, не буду, иду звать маму.
Мама лежала в такой же позе ежика, я гладила ее по спине и чувствовала, что ее «колючки», тоже, постепенно пропадают. Какой же молодец Мишка, я действительно эгоистка.
- Мамочка, вставай, нас Мишка ждет на кухне.
- Хорошо, идем. Береги его.
- Кого?
- Мишу.
- Зачем его беречь, это он пусть меня бережет.
- Он и так это делает, но он должен тоже что-то получать взамен.
На кухне сильно пахло валерьянкой.
- Миша, у тебя сердце болит?
- Оно сегодня у нас у всех болит, я всем накапал, прошу принять.
Мы дружно выпили валерьянки, потом чаю с мятой. Я попыталась снова обсудить, что случилось и кто виноват, но наш психолог умело перевел тему, и мы долго вспоминали наших дорогих старичков. Не смотря на то, что мы познакомились с ними совсем недавно, добрых и смешных историй было предостаточно. Поговорив о хорошем, стало намного легче.
- Дорогие женщины, хочу обсудить с вами очень серьезный вопрос.
При этих словах, у меня сердце ушло в пятки, никаких мыслей, кроме как: «сейчас сделает мне предложение», в голову не приходило. Хотя, конечно, момент был не подходящий.
- В тот последний вечер Николаевич оставил мне свой наградной пистолет, об этом факте никому не известно. Мне очень не хочется его сдавать. Во-первых, нужно будет объяснять, почему он оказался у меня, во-вторых, кто знает, с Викиной способностью, попадать в эпицентр событий, сколько раз нам придется еще держать оборону, с оружием надежнее, ну а в-третьих, память о Николаевиче, там гравировка. Об ответственности за хранение оружия лучше расскажет юрист.
- Еще вчера, юрист бы сказал, что нужно поступать по закону, сегодня надежды на защиту по закону не осталось. Давай оставим. Когда Николаевич тебе его дал, он знал, что нарушает закон, но в этом была необходимость. Мама, что ты думаешь?
- Как решите, так и будет.
- Раз у нас такое единодушие, вступаем в преступный сговор и думаем, куда спрятать. Эту миссию поручаем Мишке.
- Вика, подумай еще раз. Это серьезно, может я зря предложил вам эту авантюру. Сам в растерянности, даже не подозревал, что здесь горячо, как на фронте.
- Миша, мы все решили, спрятать надо надежно. Мы же не собираемся им постоянно пользоваться, но мысль о том, что он у нас есть, в минуту опасности будет греть душу. Кстати до того, как мы его спрячем, покажешь мне, как пользоваться.
- Хорошо, прячем по временному варианту и погнали к Надежде Петровне.
- Мама, собирайся, подбросим к Нике, ее сегодня выписывают.
Обо мне вспомнило следствие, пригласили на беседу, а потом на выемку документов в офис. Миша остался помогать Надежде Петровне.
Жирный, как боров следователь, категорически не понравился мне с первого взгляда, как, впрочем, и я ему. Он бесстрастно задавал стандартные вопросы, записывал ответы, устало зевал, не смотря на утро. На все мои вопросы отвечал: «тайна следствия». Впервые заинтересовано посмотрел на меня только тогда, когда в сейфе Николаевича обнаружили завещание, где все свое имущество, в том числе фирму он оставлял мне. Заинтересованность, выглядела зловещей. Я сама была, крайне, удивлена таким поворотом событий.
-Виктория Викторовна, я должен задать вам ряд дополнительных вопросов. В связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
- Задавайте.
Следователь, наконец-то, окончательно проснулся, я бы даже сказала, почувствовал какой то азарт. Он расспрашивал меня, как давно я знаю Николаевича, при каких обстоятельствах мы познакомились, как я попала к ним на работу, знала ли я о завещании, почему завещано мне, почему завещание написано за два дня до смерти, без какой либо неловкости, даже спросил, состояли ли мы в интимных отношениях? Все вопросы на засыпку задавал по несколько раз. Мне уже стало казаться, что из свидетеля, я превратилась в главного обвиняемого. Уличить меня в каком-то мошенничестве следователю стало важнее, чем найти преступников разбойного убийства. Как ни уговаривала я себя, сделать «фигу в кармане» и не реагировать, не получилось. На всякий случай, я незаметно включила диктофон телефона.