- Козлы вонючие, туалетная вода за три копейки, джинсы из секонд - хенда. Как же я вас всех ненавижу!
Впервые, за все несанкционированные сеансы связи, я не отвела глаза, хотелось, до конца ощутить степень своего разочарования.
- Скоро буду вашим начальником, и вы все мне ответите за каждый пирожок, за каждую мою улыбку.
Насчет начальника явно перегнула, подумала я, хотя чем черт не шутит, машина, которая ее забирает, впечатляет. Пирожок, приправленный ядом, есть не хотелось, я незаметно опустила его в урну. Единственное, что я могла сделать - перестать помогать и не называть ее Юлечкой.
Рабочий день закончился. Я шла на стоянку. Мой маленький черненький фольксваген жук, хамски зажатый огромными джипами, казалось, кричал о помощи. С трудом выбравшись из объятий больших машин, я облегченно вздохнула и увидела на крыльце агентства Юлечку, та радостно махала и улыбалась всеми своими белоснежными зубами. Любопытно было бы узнать, какие предметы туалета, черты характера или просто антропологические данные во мне ее раздражают, подумала я. Хотя возможность это выяснить наверняка еще представится.
Я ехала в незнакомый район, по одному из адресов, выданных городской справкой. Вчера на карте города я обозначила все восемь адресов, продумала маршруты, последовательность их охвата. (Хорошо хоть фамилия у него не Иванов). К желанию, увидеть любимого, присоединилось профессиональное желание найти, выяснить и, просто, заполнить чем-то время. Дом был двенадцатиэтажным, нужный подъезд крайним. Маленький «жук» незаметно вписался в стоянку, обзор входа в подъезд был великолепным. Я не собиралась ничего предпринимать, создавать проблемы, просто хотела его увидеть, узнать, что он есть, где живет. Был час пик, дом гудел, как муравейник. Без конца хлопали двери подъезда, люди входили и выходили, машины подъезжали и отъезжали, некоторые делали это не один раз, мне уже, казалось, что жителей это подъезда я знаю лучше, чем своего. От напряжения болела спина, слезились глаза, казалось, даже поднялась температура. Постепенно суета сошла на нет, темнело, свет в окнах сначала включился, потом по очереди выключился, дом спал. Половина второго. Я опустошенно ехала домой. Ну что ж отрицательный результат, это тоже результат. Делать даже что-то бессмысленное, гораздо легче, чем просто в бездействии ждать.
Подниматься опять пришлось пешком, у Елизаветы Петровны в глазке был свет. Вдруг так захотелось, хоть как-то «выпустить пар», в детстве в подобных ситуациях я пинала свой письменный стол. Я бегом преодолела один лестничный пролет назад, вниз, вытащила изо рта жвачку, залепила этот всевидящий глазок и, на одном дыхании, влетела на свой восьмой этаж. Здесь на меня напал приступ смеха, смеялась в голос и не могла остановиться. Сначала думала, что это просто нервное, но смех был искренний и спасительный. В холодильнике повесилась мышь. Я заварила кофе, отыскала завалявшийся с незапамятных времен пакет с галетами, вдруг, с сожалением, вспомнила «отравленный» пирожок и снова принялась смеяться.
Следующие три дня прошли примерно по тому же сценарию, на работе я открывала «темницы» души сослуживцев, не переставая удивляться черноте и аморальности мыслей оных, а вечером несла караульную службу у подъездов «Викторовых». Во второй половине дня, в четверг я на своей шкуре ощутила правильность основополагающего, философского определения о первичности материи и вторичности сознания. Ни о чем, кроме еды, я просто не могла думать, за эти четыре дня съела пачку галет, да несколько грецких орехов. Нет, до конца дня не выдержать. Я решительно направилась в кабинет директора, отпроситься.