Она рассказала все это скороговоркой, на одном дыхании, крепко сжала мою руку, сжалась, как будто ждала удара.
- Рита, я тебя прекрасно понимаю, если бы я в твоем возрасте попала в твою ситуацию, скорее всего я бы тоже поступила также. Это не значит, что это хорошо и правильно, просто это логичное поведение подростка в таких обстоятельствах. Что произошло, то уже произошло. Сейчас надо думать, как жить дальше. Родители любят тебя и поймут. Надо разговаривать.
- Я боюсь
- Ничего страшного, бойся и разговаривай.
- Завтра.
- А смысл?
- Не смогу.
Она легла лицом вниз и замолчала. Я гладила волосы, спину этой едва знакомой девочки, ее боль умножалась на мою, я заревела. Слезы ручьем текли из моих глаз и, как ни старалась я прекратить это занятие, ничего не получалось. Рита села, мы обнялись и стали реветь на пару. Это продолжалось долго, под дверью сопели встревоженные родители, но войти так и не решились. Наконец Рита сказала:
- Вика, ты можешь, рассказать моим родителям?
- Ты, точно, этого хочешь? Может быть, все-таки, сама?
- Не смогу повторить это еще раз.
- Хорошо, только мне надо как-то успокоиться. У тебя есть вода?
Рита дала мне воды, салфетку, накапала валерьянки.
- Может быть все-таки сама?
- Нет.
- Тогда я пошла.
Я, конечно, боялась, что услышав мой рассказ, отец бросится искать виноватых, обошлось. Они молча поднялись и вошли в Ритину комнату. Мы с Виталиком поспешили, уйти по-английски.
- Ну, ты Вика и актриса, Ритина мать поверила, что тебя изнасиловали.
Хорошо, что на улице было уже темно, и Виталий не заметил, моего румянца.
- Она, что, подслушивала?
- Конечно.
- Виталий, мне необходимо несколько дней отпуска.
- Не вопрос, заслужила. А зачем, не расскажешь?
- Правду сказать не могу, врать не хочется.
- Понял.
- Спасибо, я отработаю.
Даже через столько лет, воспоминания о следующей неделе, по-прежнему, жгут каленым железом. К моральным испытаниям я подготовила себя заранее. Скрутив фигу в кармане, терпеливо выслушала все нравоучения и душераздирающие рассказы докторши, о том, что, возможно, это мой последний шанс, и я обязательно пожалею. Но, к сожалению, с самой операцией тоже все пошло не так. Я потеряла много крови и целых пять дней провела в больнице. Соседки по палате, с жалостью подкармливали меня, как сироту, которую никто не навещает. Вердикт врачей был суров, шансы родить, равны нулю.
От этой бесконечной, черной-черной, полосы можно было сойти с ума, спиться, уйти в глубокую депрессию. Я бы, пожалуй, так и сделала, выбрав один из вариантов, но у меня была цель – найти и убить. И, чем больнее мне было, тем яростнее я цеплялась за эту цель.
Не видевший меня несколько месяцев Мишка, был в растерянности. Я пыталась, делать вид, что ничего не случилось, получалось не очень. Он пытался меня разговорить, что-то понять, получалось тоже не очень. Я знала, если все расскажу, он поймет, поможет, но он может помешать моей мести, этого я боялась. Как только, он едва прикасался к моей руке, щеке, спине, помимо воли, я напрягалась и становилась «ежиком» и ничего не могла с этим поделать. Бедный Мишка, он думал о том, что у меня кто-то появился, как ему поступить, как уйти, понимал, что я не похожа на счастливую, боялся еще больше расстроить.
- Миша, не выдумывай ничего, я люблю тебя, и никого у меня нет, просто у меня очень тяжелые времена, когда-нибудь я тебе все расскажу, пока не могу, извини.
Он протянул руку, чтоб обнять, но вспомнив о моей реакции, отдернул ее.
- Обними меня. Я не хочу тебя потерять.
Он осторожно положил руку мне на плечо.
Не могу согласиться с утверждением, что время лечит, но то, что притупляет боль, это точно. Я неплохо работала, общалась с родственниками, радовалась кратковременным приездам Мишки, иногда посещала развлекательные и спортивные мероприятия, но на подкорке сидело мое главное дело – найти и отомстить.