- У меня нельзя, муж, дочь.
- Приезжай сюда же к семи, народ разойдется, поговорим в офисе.
Еле удержалась, чтобы не пригласить ее домой. Жалость, дело хорошее, но если она со своей бесцеремонностью, начнет требовать, как Клавдия Александровна, чудес для своих подружек, да еще раздавать мой адрес, мне мало не покажется.
К семи она не пришла, подождав еще, минут сорок, я отправилась домой. Странная какая-то получается история. С таким напором настаивала на встрече, не явилась. В следующий раз Аня позвонила через три дня и попросила приехать к ней в больницу. Мы договорились, я приеду, позвоню, и она выйдет на улицу. Я уже была здесь, именно на этом крыльце я в последний раз встретилась с Виком. Будто и не было шести прошедших лет, я помнила все до мельчайших деталей, и цвет воротничка рубашки, выглядывающего из-под белого шарфа, и любимый запах парфюма вперемежку с лекарством, и полу-холодные губы и пальцы.
- Вика, ты плачешь?
- Не обращай внимания, грустные воспоминания связаны с этим местом. Давай, поговорим у меня в машине, там, точно, нам никто не помешает.
- Вика, что будет со мной, я прекрасно знаю, и ничего тут не поделаешь. У меня есть дочь, ей четырнадцать, и муж, который и раньше не был святым, а уж, когда я заболела, «пустился во все тяжкие». У меня никаких сомнений, один он не останется. Я хочу, в оставшееся мне время подумать о дочери, написать завещание, продать свою машину, дачу, она мне досталась от бабушки, еще кое- что ценное. Все, что можно обналичить и передать маме, пока дочь несовершеннолетняя. Это все я сделаю сама.
Но есть у меня один очень щепетильный вопрос. То, что я тебе сейчас скажу, не знает никто. Когда я выходила замуж, я была беременна. Мне всегда казалось, что мне удалось обмануть мужа. Он очень любит дочь и относится к ней, как к родной. Но где-то с месяц назад, он сильно напился и сказал, что всегда знал, что она ему не родная. Они, всегда обнявшись и укрывшись пледом, смотрели телевизор, но сейчас после его пьяного признания, я в этом вижу пошлое приставание к моей уже достаточно взрослой девочке. Если это так, я должна срочно спасать ребенка и переехать к маме. Мама живет в деревне, там дети в школу ходят пешком за пять километров, да и какая там школа. А, может быть, мне все это показалось, учиться ей, точно, в городе лучше. Я так часто лежу в больнице, они дома вдвоем. Я схожу с ума от безумных мыслей и не знаю, что делать. Вика, ты должна мне помочь.
- Аня, что же я могу сделать?
- Надо узнать, как он относится к девочке?
- Да, как же я могу это сделать? Аня, мне тебя жаль, но я даже не понимаю, что ты имеешь в виду.
- Вика, ну будь человеком, помоги, я заплачу любые деньги. Я боюсь за свою дочь.
- Аня, успокойся, давай рассуждать здраво. Единственное, что я умею, читать мысли. Даже, если под каким-то надуманным предлогом, я приду к вам в дом и пообщаюсь с ним, я узнаю только то, о чем он будет думать именно в данный момент. Я не думаю, что увидев чужого человека, он будет думать об этих предполагаемых отношениях. Я не экстрасенс, я не гадаю.
- Вика, ты как-будто бы, моя подруга детства, кстати, в моей комнате на стене висит фотография нашей группы и ты там есть, приехала посмотреть город. Я позвоню, попрошу его организовать тебе экскурсию, ты переночуешь и на утренний поезд. Вика, если ничего не получится, расстанемся, я буду думать, что дальше делать.
- Хорошо, давай я подумаю до завтра.
Как только я начинала думать об этом странном предложении, меня просто колбасило. Я сочувствовала Анне, не могла отказать в почти предсмертной просьбе, понимала, как она переживает за дочь, но само по себе задание «дурно пахло». Вдруг, самое страшное предположение окажется правдой?
Аня, как всегда бесцеремонно, в семь утра:
- Вика, поможешь?
Все мое нутро говорило «нет», но я сказала «да».
Автомобиль оставила на стоянке, взяла такси и поехала по адресу «своей подруги детства».
Дверь открыл молодой, веселый, холеный мужик, горе умирающей жены ни единым штришком не отразилось ни на его внешности, ни на настроении.
- Здравствуйте, Анатолий, я Вика.
- Проходите, жду, покажу вам комнату и завтракать.