По щекам девушки побежали слёзы. Но она стряхнула их, поправила прическу и, шмыгнул носом, заговорила снова:
– Когда психи убрались, я вся в слезах подползла к покойному отцу. Так бы и осталась там, рыдая и сожалея о потере, если бы мой взгляд не упал на дымящийся пистолет… Тут я поняла, что могу всё изменить. Нужны были всего лишь чёртовы книги и несколько жалких душ. Я схватила оружие и побежала вслед за доктором. Тогда я не знала, что он направился именно в подвал. И заглянула туда только из-за женского голоса.
Даша собралась с силами, чтобы дорассказать о произошедшем тогда:
– Когда я открыла дверь, ведущую вниз, увидела распластавшегося на земле доктора, который, как я подумала, был мёртв и стоявшую перед ним на коленях… Твою маму.
Внутри меня все похолодело. Моё подсознание начало догадываться, что произошло. Но разум пытался отвергнуть истину.
– Я приказала ей отойти от доктора. И, пошарив в его карманах, нашла-таки один домик. Но мне были нужны оба. Я нацелила на женщину пистолет и попросила отдать книгу. Она сказала, что не понимает, о чём я, но было видно, что она лжёт…
– Ты застрелила её… – произнесла я словно во сне. В своём самом страшном сне под названием жизнь.
Девушка расплакалась:
– Она почти убедила меня, что я совершаю большую ошибку… Но, когда я начала опускать пистолет, дверь в подвал с грохотом отворилась. На нас понеслась парочка обезумевших. Я быстро остановила их несколькими выстрелами, но, обернувшись к твоей матери, я застыла в ужасе, выронив книгу. От резкого шума я непроизвольно надавила на спусковой крючок, и женщина, ещё минуту стоявшая напротив меня, лежала на полу мертвее мёртвых. Пуля вошла в нижнюю челюсть, раздробив её на две части и застряла где-то в мозге. Я… Я правда не хотела этого делать… Это просто чудовищный несчастный случай…
Моё сознание начало куда-то уплывать. Я совершенно не знала, как реагировать на новость о том, что моя лучшая подруга убила мою мать. Злится, плакать или… простить? Взявшее руль в свои руки подсознание отстранённо спросило:
– И что же ты собираешься делать?
Даша вытерла слёзы и уже решительным тоном произнесла:
– Я сделаю этот мир лучше. В нём не будет ни краж, ни убийств, ни браконьерства, ни чрезмерного загрязнения экологии, ни недовольства властью, а значит, и войн, в том числе гражданских, никаких развалов государств.
– И как ты это сделаешь? – тихо прошептала я.
– О, я знаю, что ты хочешь сказать: недовольные есть всегда, при любом государственном строе. Будь то монархия, тоталитаризм или демократия. И ты будешь права. Но проблема всех этих организаций в том, что они пытаются угодить людям, сделать ставку на то, чтобы люди были счастливы в их государстве и поддерживали власть. Даже в тоталитарном Советском Союзе, который нынче стали так обгаживать в СМИ. Но, спроси ты десять человек, которые жили в те времена, и девять из них ответит, что им жилось не так уж и хреново…
Куда эффективнее во власти делать ставку не на удовлетворенность людей, не на совесть, и даже не на любовь. А на страх. Тоталитарные системы, сделавшие ставку именно на него, часто действуют куда эффективнее… Представь себе такое государство, но с совершенной и справедливой системой наказаний… Разве человек наверняка знающий, что после того, как он украдет буханку хлеба у своего соседа, ему отрубят руку, станет вором? Разве человек, понимающий, что за умышленное убийство, вырежут всю его семью, пойдёт на это? Разве человек, стопроцентно ведающий, что за то, что он изнасиловал девушку, его заставят весь день нырять в чан с дерьмом, а потом четвертуют, рискнул бы? Разве моя мать стала бы столько пить, зная, в каких мучениях закончится её никчемная жизнь?
– Это ведь живые люди… А не скот.
– Правда? По подавляющему большинству их поступков и не скажешь.
– Твой план безумен, – в отчаянии прошептала я, – У тебя ничего не выйдет.
– У тебя? Ты не со мной?
Я подняла на неё свои разные глаза:
– Эти книги нужно уничтожить, – упрямо ответила я.
Девушка покачала головой:
– Твой раздутый альтруизм и желание быть несчастной не позволяют тебе смотреть на вещи рационально. Ты заложница границ, воздвигнутых в твоём сознании пропагандой общества.
– А ты спятила, – осуждающе прошептала я.
Брюнетка вспылила: