– А ты, я погляжу, не из разговорчивых. Впрочем, одному Богу известно, через что тебе пришлось пройти… Если нужно, ты можешь в любую минуту поговорить со мной или попросить помощи. Я буду только рад.
– Спасибо, – я была рада, что он не стал особо задавать лишних вопросов.
– Ну что ж, пойдемте. Устрою вам, так сказать, небольшую экскурсию и…
Его речь прервал трезвон старенького стационарного телефона.
– Прошу прощения, одну минутку, – сказал мне старик и взял трубку.
В это время в кабинет тусклыми лучами заглянуло солнце. Я подошла к окну и убедилась, что снег, пускай и мелкий перестал идти, а небо немного очистилось и сквозь поредевшие облака выглядывало светило, заливая станицу. Отражаясь от льда и снега, фотоны усиливали своё воздействие, и смотреть на эту картину становилась физически больно. Но я успела заметить, и оценить своеобразную и неповторимую красоту полузаброшенной степной деревушки.
– К сожалению, мне нужно отъехать, – перебил мои мысли главврач, каким-то отрешенным голосом, – Я вызвал сестру, она вам всё здесь покажет.
С этими словами он взял своё пальто и довольно проворно для своих лет выскочил наружу, одеваясь на ходу.
Минуты через две в дверях появилась, на моё удивление, знакомая брюнетка. Впрочем, удивление было обоюдным. С другой стороны, если подумать, то это станет очевидным. Разнообразием рабочих мест чахнущая станица явно не славится.
– Ну что ж, пойдём, новая работница «умственного труда».
Она быстро провела меня к персоналке, которая, как и кабинет главврача находилась на третьем этаже. Как и всё здание, эта комната была ветхой и приводилась хоть в какой-то порядок лишь руками работников больницы. Древняя штукатурка за долгое время потрескалась, и эти расщелины просто замазали раствором как смогли, а сверху побелили. Паркетный пол, очевидно, совершенно пришедший в упадок, здесь заменили на доски, которые проигрывали в прочности и ряде других характеристик, но легче монтировались. Такой простенький ремонт из категории «Сделай сам».
Тут же стоял внушительный стол, несколько скрипучих стульев, висело, небольшое зеркальце и вдоль стены стояли побитые временем металлические в шкафчики.
– Вот этот будет твоим, – девушка ткнула на неплохо сохранившийся экземпляр. Затем вытащила из отдельно стоящего единственного деревянного шкафа комплект немного потертой, но чистой медицинской одежды и протянула её мне:
– Одевайся.
Я взяла белье в руки, но с места не шелохнулась, уставившись на девушку. Та улыбнулась:
– Стесняешься, что ли?
Вместо длинных объяснений я просто коротко ответила:
– Да.
Когда она вышла я, повесила свое пальто в шкаф и стянула с себя футболку. От самого низа живота то левой ключицы тянулась борозда уродливого шрама. Да, светить своим нижним бельём пускай и перед девушкой было не очень приятно, но этого рубца я стеснялась в десятки раз сильнее. И, опять же, все эти её вопросы, которыми она, конечно, тут же меня завалит. Непонятно только, почему брюнетка ещё у меня про глаза не поинтересовалась. Наверное, из-за её любопытства главврач так дорожит своими тайнами.
Одевшись, я вышла в коридор, в котором меня ждала девушка. Не теряя времени, она принялась рассказывать о моём новом месте работы:
– На первом этаже у нас размещен женский «корпус». Девятнадцать женщин распределены по пяти палатам, – мы как раз спустились на первый этаж для ознакомления воочию, – две комнаты по пять, две – по четыре. И ещё карцер, – она указала на небольшую камеру с распахнутой дверью, словно зовущей в увлекательное путешествие. Внутри она была оббита перештопанными матрасами.
– А где ещё одна? – спросила я.
– Что? – прервала ход рассказа уполномоченная девушка.
– Ты сказала, девушек девятнадцать. Но две палаты по пять человек и две – по четыре – это восемнадцать.
– А-а-а… – девушка прошла к концу коридора, – Это что-то вроде долговременного изолятора, – она указала на тяжелую деревянную дверь с маленьким окошком для подачи воды и еды. Внутри комнаты было темно.
– Мы зовём её Инид, – тихо прошептала Дарья.
– Она немка? Или англичанка? – удивилась я.
– Нет. Возможно. Мы точно не знаем. Но наружность европеоидная.
– Тогда почему Инид?
– Она ничего не говорит. С момента её поступления. Но иногда что-то рисует. На паре таких живописей было нацарапано слово «Инид». Во всяком случае, мне так рассказали. Я работаю здесь уже несколько лет, но она оказалась тут задолго до меня.
– И что, никто её не искал?
– Может и искали, но, как видишь, не нашли. Мы даже не знаем русская ли она вообще. Только примерный возраст – сейчас ей около двадцати.