— Я знаю, я прошёл курс.
— Тогда делай это!
Он сделал ещё один глубокий вдох и снова занялся ею. Я сорвал колпачок с эпинефрина, приложил его к её бедру — которое выглядело как вельветовые брюки, но это было её бедро — и услышал щелчок. Затем я начал отсчитывать до десяти. На пяти она резко дёрнулась.
— Держи, Лэр, держи!
— Я держу её. Думаешь, стоит использовать второй?
— Оставь пока, она снова дышит. Чем бы она ни являлась. Чёрт, какой странный у нее вкус. Как у прозрачного чехла, который надевают на мебель. Ты взял кислород?
— Вот он.
Я дал ему маску и баллон. Он прижал маску к её рту и носу. Я включил контроллер и увидел зелёный свет.
— Высокий поток?
— Да, да, давай на полную. — Капля пота с его лба попала на пластиковую маску и скатилась сбоку, как слеза.
Я передвинул регулятор до упора, в положение ВЫСОКИЙ ПОТОК. Кислород начал шипеть. На высоком уровне кислорода хватало не более чем на пять минут. И хотя в аптечке почти всё было продублировано (именно поэтому она была такой тяжёлой), этот "Иноген" был единственным. Мы уставились друг на друга.
— Это не человек, — сказал я. — Не знаю, что это, может, какой-то сверхсекретный киборг, но это не человек.
— Это не киборг.
Он указал большим пальцем на небо.
Когда кислород закончился, Буч снял маску, и женщина — давайте называть её так — продолжила дышать сама. Хрип затих. Я посветил фонариком ей в лицо, и она закрыла глаза от яркого света.
— Посмотри, — сказал я. — Посмотри на её лицо, Буч.
Он посмотрел на неё, затем на меня.
— Оно теперь другое.
— Оно теперь более человеческое, вот что ты имеешь в виду. И взгляни на её одежду. Тоже выглядит лучше. Более... чёрт, более реалистично, что ли.
— Что будем с ней делать?
Я выключил фонарик. Её глаза открылись. Я спросил:
— Ты меня слышишь?
Она кивнула.
— Кто ты?
Она закрыла глаза. Я потряс её за плечо, и мои пальцы больше не вдавливались.
— Что ты?
Она не ответила. Я посмотрел на Буча.
— Давай отнесём её в хижину,— предложил он. — Я её понесу. Держи наготове второй эпинефрин, если она снова начнёт задыхаться и хрипеть.
Он поднял её на руки. Я помог ему встать, но он понёс её легко, когда выпрямился. Её тёмные волосы свисали вниз, и когда подул ветерок, они развевались, как нормальные волосы. Слипшихся прядей больше не было.
Я оставил дверь хижины открытой. Он занёс её внутрь, положил на диван, затем наклонился, упершись руками в колени и переводя дыхание.
— Мне нужна моя камера. Она в моём рюкзаке. Не достанешь?
Я нашёл её, завернутую в пару футболок, и отдал ему. Женщина — теперь она почти выглядела как женщина — смотрела на него. Её глаза были выцветшего голубого цвета, как коленки старых джинсов.
— Улыбнись, — сказал Буч.
Она не улыбнулась. Он всё равно ее сфотографировал.
— Как тебя зовут? — спросил я.
Ответа не последовало.
Буч сделал ещё одну фотографию. Я подался вперёд и положил руку ей на шею. Я думал, что она отстранится, но она не шелохнулась. На вид это была кожа (если не присматриваться), но на ощупь не чувствовалась как кожа. Секунд двадцать я держал руку там, потом убрал её.
— У неё нет пульса.
— Правда? — Он не удивился, и я тоже не почувствовал удивления. Мы пребывали в шоке, наше сознание было перегружено.
Буч попытался засунуть руку в правый передний карман её вельветовых брюк, но не смог.
— Не настоящий карман, — сказал он. — Ничего настоящего. Она вся как... костюм. Думаю, она и есть костюм.
— Что нам с ней делать, Буч?
— Да хрен её знает.
— Позвонить в полицию?
Он поднял руки, а затем опустил их, эти жесты нерешительности были не в его духе.
— Ближайший телефон — в магазине "Брауни". Это не близко. И "Брауни" закрывается в семь. Придётся тащить её через мост к джипу...
— Я помогу нести, — произнёс я с видимым энтузиазмом, но продолжал думать о том, как мои пальцы утонули в том, что выглядело как сапоги, но таковыми не являлось.
— Значит, снова проверять мост, — сказал он. — А по поводу её перевозки, она сейчас в стабильном состоянии, но... что? Чему ты улыбаешься?
Я указал жестом на женщину — на то, что выглядело как женщина, — лежавшую на диване.
— У неё нет пульса, Бучи. Она клинически мертва. Стабильнее некуда.
— Но она дышит! И она... — Он проверил, чтобы убедиться. — Она смотрит на нас. Слушай, Лэрд, готов ли ты попасть на первую полосу всех газет и стать главной новостью на всех телеканалах не только в Мэне или США, но и по всему миру? Потому что если мы вывезем её отсюда, так оно и будет. Она инопланетянка. Прибыла из грёбаного космоса. И, видимо, у неё нет страсти к земным женщинам.