— Ни капли. Будь осторожна на дороге, Элла.
Она уезжает. Жальбер машет ей рукой и, похлопав свой "Шеви Каприс", направляется в номер. Как и его портфель, "Каприс" сопровождал его во многих делах от Канзас-Сити на одном конце штата до Скотт-Сити на другом.
У него двухкомнатный номер, далекий от роскошного, то, что называют "канзасской простотой". Здесь пахнет дезинфицирующим средством и слегка плесенью. Туалет имеет свойство кудахтать после смыва, если не похлопать по ручке несколько раз. Кондиционер слегка дребезжит. Он бывал в местах и получше, но бывал и в гораздо худших. Жальбер бросает портфель на кровать и открывает кодовый замок. Достает папку с надписью УИКЕР на вкладке. Проверяет, чтобы шторы были плотно задернуты. Накидывает цепочку на дверь и поворачивает замок. Затем раздевается донага, складывая каждый предмет одежды поверх портфеля. Садится на стул у двери.
— Один.
Он перемещается к стулу у крошечного (почти бесполезного) стола и садится на него.
— Один плюс два, добавить три будет шесть.
Идет к кровати и садится рядом с портфелем и сложенной одеждой.
— Один, два, три, четыре, пять и шесть дают двадцать один.
Идет в ванную и садится на закрытую крышку унитаза. Пластик холодит его худые ягодицы.
— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять и десять – это пятьдесят пять.
Возвращается к первому стулу — его худой пенис раскачивается, как маятник — и садится.
— Теперь добавить одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать и пятнадцать получится сто двадцать.
К своему удовлетворению он делает еще один полный круг. Иногда ему приходится делать десять или двадцать кругов, прежде чем его разум скажет, что этого достаточно. Он, наконец, позволяет себе помочиться, терпев долгое время, затем моет руки, считая до семнадцати. Он понятия не имеет, почему число семнадцать идеально для мытья рук, просто это так. Для чистки зубов это число тоже подходит. Для мытья волос хорошо число двадцать пять, и так было заведено с его подростковых лет.
Он достает из-под кровати чемодан и надевает свежую одежду. Та, которую он снял и сложил, отправляется в чемодан. Чемодан возвращается под кровать. Встав на колени, он произносит:
— Господи, по Твоей воле я служу народу Канзаса. Завтра, если на то будет Твоя воля, я арестую человека, убившего бедную мисс Ивонн.
Он кладёт папку на стул у бесполезного стола и открывает файл. Смотрит на фотографии мисс Ивонн, пролистывая их пять раз (числа от одного до пяти, сложенные вместе, дают пятнадцать). На неё страшно смотреть; это ужасно, ужасно. Эти фотографии разобьют самое каменное сердце. Что его особенно цепляет, так это браслет с подвесками – на вид некоторые подвески отсутствуют – и грязь в ее волосах. Бедная мисс Ивонн! Двадцатилетняя, изнасилованная и убитая! Через какую боль она должна была пройти! Через какой страх! Пастор Жальбера утверждает, что все земные ужасы и боли стираются в небесных радостях. Это красивая идея, но Жальбер в ней не уверен. По его мнению, некоторые травмы могут пережить даже смерть. Ужасная мысль, но она ему кажется верной.
Он смотрит на отчет патологоанатома, который добавляет проблем. В отчете говорится, что мисс Ивонн пролежала в пропитанной моторным маслом земле не менее десяти дней, плюс-минус, прежде чем ее тело было эксгумировано дорожным патрулем, поэтому невозможно точно определить, когда именно она была убита. Кофлин мог закопать ее за заброшенной заправкой сразу после убийства, а мог держать тело какое-то время, возможно, потому что не мог решить, как от него избавиться, возможно, по каким-то своим психическим причинам. Без более точного времени смерти Кофлину не нужно иметь алиби; он как движущаяся цель.
— С другой стороны, – произносит Жальбер, ни к кому не обращаясь, – он хотел, чтобы его поймали. Вот почему он объявился. Он как девушка, которая устами говорит "нет-нет", а глазами "да-да". — Хотя такую аналогию он никому бы не рискнул привести, и особенно Элле Дэвис. Не в эту эру #ВеримЖенщине[20].
"Я верю в мисс Ивонн", – думает он.
Он недоволен тем, что у них так мало улик, и думает о том, чтобы снова поупражняться со стульями, но передумывает. Вместо этого он идет в "Снэк-Шэк" за чизбургером и коктейлем. Он считает свои шаги и складывает их. Это не так хорошо, как со стульями, но вполне успокаивает. Он сидит в своем номере с "канзасской простотой", который забудет, как только выедет отсюда, как забыл многие другие временные пристанища. Ест свой бургер. Пьет коктейль, пока соломинка не хрустит на дне стакана. Он вспоминает о том, как Кофлин рассказал про свой сон о местонахождении мисс Ивонн. Это та самая часть Кофлина, которая хочет сознаться в преступлении. Завтра он сознается, и тогда с ним будет покончено.