— Ты знал, что произойдёт? — спросил я.
— Нет.
Двадцать минут спустя, в 14:58, миссис Гибсон зашевелилась. Мы зашли на её половину, и Элджин растряс её до пробуждения. Она проснулась без всякой сонливости, просто потянулась, широко раскинув руки, как будто хотела обнять весь мир.
Г: Это было чудесно. Чудесный сон.
Э: Хорошо. Что вам снилось? Помните?
Г: Да! Я зашла внутрь. Это был дом моего дедушки! Те же самые часы Сета Томаса[225] в прихожей, которые мы с сестрой называли "тик-так дедули".
Э: А гостиная?
Г: Она тоже была дедушкиной. Те же самые стулья, тот же диван с гладким конским волосом, тот же телевизор с вазой на нем. Не могу поверить, что всё это помню. Но вы же сказали, что это неважно.
Э: Вы пытались поднять пол?
Г (после долгой паузы): Да... я немного приподняла его...
Э: Что вы там увидели?
Г: Тьму.
Э: Значит, подвал.
Г (после долгой паузы): Не думаю. Я опустила его обратно. Пол. Он был тяжёлым.
Э: Что-нибудь было ещё? Когда вы подняли пол?
Г: Там был неприятный запах. Вонь. (Долгая пауза) Смрад.
Тем вечером я спустился к пляжу, где Элджин сидел на скамейке, и присел рядом с ним.
— Ты расшифровал свои записи, Уильям? — спросил он, щёлкая зажигалкой.
— Сегодня вечером сделаю. Что было в той мензурке?
— Ничего особенного. Флуразепам[226]. Даже не клиническая доза. Очень разбавленный.
— Ни одно вещество не сделало бы то, что мы видели.
— Да. Но он сделал её внушаемой. Я сказал ей, что делать, и она это сделала. Получила доступ к реальности по ту сторону сна, к реальности под миром сновидений, если угодно. Если предположить, что такая реальность существует.
— Что стало с её зубами...
— Да. — Его спокойствие вернулось. — Поразительно, правда? И имеется доказательство. "Полароиды" это покажут, если кто-то решит, что у нас была коллективная галлюцинация.
— Такая мысль мне даже в голову не приходила. Чем же ты занимаешься?
— Наконец, ты спросил.
— Да. Наконец, спрашиваю.
— Ты когда-нибудь задумывался о существовании, Уильям? По-настоящему задумывался? Потому что мало кто это делает.
— Задумывался и даже видел его конец.
— Ты имеешь в виду, на войне.
— Да.
— Но войны — это дело рук человеческих. По отношению к Вселенной, которая охватывает всё существование, всю материю, включая время как в прямом, так и в обратном направлении, человеческие войны значат не больше, чем копошение в муравейнике под увеличительным стеклом. Земля — наш муравейник. Звезды, которые мы видим по ночам, — это всего лишь первый дюйм вечности. Возможно, когда-нибудь телескопы, запущенные в космос до Луны, Марса и дальше, покажут нам галактики за галактиками, туманности, скрытые за другими туманностями, невообразимые чудеса, и так до самого края Вселенной, за которой, может, нас ждёт другая Вселенная. Подумай о другом конце этого спектра.
Он отложил свою зажигалку "Зиппо", наклонился, набрал в кулак горсть песка с пляжа и пропустил его сквозь пальцы.
— Десять тысяч крошечных частиц земли в моём кулаке, может быть, двадцать тысяч или даже пятьдесят. Каждая из них состоит из миллиардов, триллионов или гуголплекса атомов и протонов, вращающихся по своим траекториям. Что удерживает всё это вместе? Что является связующей силой?
— У тебя есть теория?
— Нет, но теперь у меня есть способ посмотреть. Ты видел это сегодня. И я тоже. Предположим, наши сны — это барьер между нами и этой бесконечной матрицей существования? Может, это и есть связующая сила? Предположим, она осознанна? Предположим, мы можем преодолеть этот барьер, не пытаясь пройти сквозь него, а заглянув под него, как ребёнок, заглядывающий под цирковой шатёр, чтобы посмотреть представление?
— Барьеры обычно существуют не просто так.
Он засмеялся, как будто я сказал что-то смешное.
— Ты хочешь узреть Бога?
— Я хочу увидеть, что там есть. Я могу потерпеть неудачу, но то, что мы увидели сегодня, убеждает меня, что успех возможен. Пол её сновидений оказался слишком тяжёл для неё. У меня есть ещё одиннадцать испытуемых. Кто-то из них может оказаться сильнее.
Именно тогда мне следовало уйти.
В июле у нас было ещё два подопытных кролика. Одним из них была женщина-плотник по имени Мелисса Грант. Ей приснился дом, но она не смогла попасть внутрь него. По ее словам, дверь была заперта намертво. Вторым был владелец книжного магазина в Нью-Глостере. Он сказал, что его магазин, вероятно, разорится и закроется, но он не был готов сдаваться, а восемьсот долларов позволят ему оплатить аренду ещё на один месяц и закупить партию книг, которые всё равно мало кто купит. Он проспал два часа под музыку Дебюсси, а проснувшись, рассказал, что ему снился не дом, а его отец, умерший двадцать лет назад. Ему приснилось, будто они вдвоем ходили на рыбалку. Элджин дал ему чек и отправил восвояси. В нашем июльском расписании была ещё одна встреча — с мужчиной по имени Норман Билсон, но он так и не появился.