Свет становился всё ярче. Буч прищурился и поднял руку, чтобы заслонить глаза. Я сделал то же самое. Я подумал, что, возможно, мы получаем сильную дозу радиации. За мгновение до того, как в комнате стало так ярко, что в моих глазах побелело, я взглянул на женщину на диване. Помните, я говорил, что эти картинки никогда не сотрутся из моей памяти? Всё-таки есть одно исключение. Я не помню, что увидел, когда посмотрел на неё в этом ужасном сиянии. Или, быть может, мой мозг заблокировал это. В любом случае, я не думаю, что смотрел на неё. Я пытался заглянуть в неё. Из того, что я увидел, я запомнил только одно слово: ганглии.
Я закрыл глаза руками. Ни капельки не помогло. Свет проникал прямо сквозь мои руки и закрытые веки. Тепла не было, но свет всё равно пытался выжечь мои мозги дотла. Я услышал, как закричал Буч. В этот момент я потерял сознание и был даже рад этому.
Когда я очнулся, ужасное сияние исчезло. Вместе с ним исчезла и женщина. На диване, где она лежала, теперь сидел молодой человек — может, лет тридцати, а может, и моложе — с аккуратно причёсанными светлыми волосами, с пробором, прямым как линейка. На нём были брюки цвета хаки и стёганый жилет. Небольшая сумка висела у него на плече на ремне, перекинутом через грудь. Моей первой мыслью было, что это охотник не из наших краёв, житель равнин с патронами в сумке и винтовкой с прицелом неподалёку.
Вторая мысль: скорее всего, нет.
У нас было полдюжины ламп на батарейках, и он включил их все. Они давали много света, но не могли сравниться с тем неземным (в буквальном смысле) сиянием, которое вторглось в наш домик ранее. Насколько ранее — вопрос, на который у меня не было ответа. Я даже не был уверен, что это та же самая ночь. Я посмотрел на свои часы, но они остановились.
Буч сел, огляделся, увидел меня, увидел незнакомца. Он задал вопрос, который был одновременно безумным и — при данных обстоятельствах — совершенно логичным:
— Вы — это она?
— Нет, — ответил молодой человек. — Та ушла.
Я попытался встать на ноги, и у меня это получилось. Я не чувствовал похмелья или оцепенения. Скорее, наоборот, бодрость. И хотя я видел дюжину фильмов про злобных пришельцев из космоса, у меня не было ощущения, что этот молодой человек опасен. И я не верил, что он был на самом деле молодым человеком.
В нашем маленьком холодильнике стоял кувшин с водой и последние три банки пива. Я поколебался, но выбрал пиво.
— Дай мне одну, — попросил Буч.
Я бросил ему банку, и он поймал её одной рукой.
— А вам, сэр? — спросил я.
— Почему бы и нет?
Я отдал ему последнюю банку. Наш гость выглядел нормально — как любой молодой человек на охоте с друзьями или отцом, — но я все равно старался не касаться его пальцев. Я могу описать, что произошло, но своё состояние… это описать гораздо сложнее. Могу лишь повторить, что не чувствовал угрозы, и позже Буч признался в том же самом. Конечно, мы были в шоке.
— Вы ведь не человек, да? — спросил Буч.
Молодой человек открыл банку пива.
— Да.
— Но в лучшем состоянии, чем она.
— Она была сильно ранена. Вы спасли ей жизнь. Это было то, что вы называете «удачей». Вы могли ей вколоть то, что легко убило бы её.
— Но ЭпиПен сработал, — сказал я.
— Так вы это называете? Эпи? ЭпиПен?
— Сокращение от эпинефрина. Наверное, её свалила аллергия.
— Может, её ужалила пчела, — предположил Буч и пожал плечами. — Вы знаете, что такое пчёлы?
— Да. Вы также дали ей своё дыхание. Вот, что её по-настоящему спасло. Дыхание — это жизнь. Больше, чем жизнь.
— Я сделал то, чему нас учили. Лэрд поступил бы точно так же.
Мне хотелось бы думать, что Буч был прав.
Молодой человек сделал глоток пива.
— Могу я забрать банку с собой?
Буч сел на подлокотник старого кресла.
— Ну что ж, старина, вы лишите меня залоговой стоимости, но я войду в ваше положение, конечно, забирайте. Только потому, что вы с другой планеты.
Наш гость улыбнулся так, как улыбаются люди, когда понимают, что это была шутка, но не уловили её смысла. У него не было акцента, тем более мэнского говора, но у меня сложилось чёткое ощущение, что он говорит на выученном языке. Он открыл свою сумку, молнии там не было. Он просто провёл пальцем по её длине, и она открылась. Внутрь неё он положил банку «Будвайзера».
— Большинство людей не сделали бы того, что сделали вы. Большинство бы убежало.
Буч пожал плечами.
— Инстинкт. И немного подготовки, наверное. Мы с Лэрдом состоим в местной добровольной пожарной команде. Вы знаете, что это такое?
— Вы останавливаете горение до того, как оно успеет распространиться.
— Можно и так сказать.
Молодой человек порылся в сумке и достал что-то, похожее на футляр для очков. Он был серый, с серебряной фигурой в виде синусоиды, тиснённой на крышке. Молодой человек положил футляр на колени. Он повторил:
— Большинство людей не сделали бы того, что сделали вы. Мы у вас в долгу. За Иллу.
Я знал это имя, и хотя он произнёс его как «Йелла», я знал правильное написание. И по его глазам я понял, что он знал, что я в курсе.
— Это из «Марсианских хроник»[43]. Но вы ведь не с Марса, сэр?
Он улыбнулся.
— Вовсе нет. И мы здесь не потому, что желаем земных женщин.
Буч аккуратно поставил своё пиво, как будто от неосторожного движения банка бы разбилась.
— Вы читаете наши мысли.
— Иногда. Не всегда. Как бы вот так. — Он провёл пальцем по волнообразной фигуре на сером футляре. — Мысли для нас не имеют значения. Они приходят, проходят, им на смену приходят другие. Эфемеры. Нас больше интересует то, что ими движет. Для разумных существ это что-то… центральное? Мощное? Значимое? Я не знаю правильного слова. Возможно, у вас его нет.
— Первобытное? — предложил я.
Он кивнул, улыбнулся и отпил пива.
— Да. Первобытное. Хорошее слово.
— Откуда вы? — спросил Буч.
— Это не имеет значения.
— Почему? — спросил я. — Зачем вы прибыли на Землю?
— Это более интересный вопрос, и поскольку вы спасли Иллу, я отвечу. Мы собираем.
— Что собираете? — спросил я, вспомнив истории, которые читал (и видел по телевизору) о пришельцах, похищающих людей и проводящих над ними негуманные опыты. — Людей?
— Нет. Другие вещи. Предметы. Но не такие, как этот. — Он достал из сумки пустую банку из-под пива. — Этот предмет для нас ничего не значит, но для меня он особенный. Есть хорошее слово для этого, возможно, французское. A venir?
— Сувенир, — сказал я.
— Да. Это мой сувенир этой замечательной ночи. Мы бываем на распродажах.
— Вы шутите, — сказал я.
— В разных местах они называются по-разному. В Италии — vendita in cantiere. На Самоа — fanua fa'tau. Мы приобретаем некоторые вещи для истории, некоторые — для изучения. У нас есть пленка, на которой запечатлена смерть вашего Кеннеди от выстрела из винтовки. У нас есть фотография с автографом Джуджуди.
— Погодите. — Буч нахмурился. — Вы говорите о судье Джуди[44]?
— Да, Джуджуди. У нас есть фотография Эмметта Тилла[45], юноши с обезображенным лицом. Микки Мауса и его клуба. У нас есть реактивный двигатель из хранилища выброшенных предметов.
«Они — сборщики мусора», — подумал я. — «И не так уж отличаются от Ренни Лакасса».
— Мы собираем эти предметы, чтобы запомнить ваш мир, который скоро исчезнет. Мы делаем то же самое на других планетах, но их не так много. Вселенная холодна. Разумная жизнь встречается редко.
Мне было плевать, насколько редко, мне было важно другое.
— Как скоро исчезнет наш мир? Вы это знаете или только предполагаете? — И прежде чем он успел ответить. — Вы не можете этого знать. Не на сто процентов.
43
«Марсианские хроники» — научно-фантастический роман Рэя Брэдбери, принёсший автору широкую известность; написан в 1950 году.
44
Шоу «Судья Джуди» — одна из самых рейтинговых дневных программ в истории американского телевидения, в оригинале звучит как «Джаджджуди».
45
Эмметт Тилл — афроамериканский мальчик, который был убит в штате Миссисипи в возрасте 14 лет, после того, как белая женщина обвинила его в приставаниях, впоследствии признавшись, что ложно. Жестокость убийства и оправдание его убийц стали фактором расширения движения за гражданские права чернокожих в США.