— Если мерить ваши мерками, то через век, если вам, как вы говорите, «повезёт». А это всего лишь миг в масштабах времени Вселенной.
— Я в это не верю, — категорично заявил Буч. — Да, у нас есть проблемы, но мы не самоубийцы. — Потом, возможно, вспомнив о буддистских монахах, которые не так давно поджигали себя во Вьетнаме, добавил. — Большинство из нас хочет жить.
— Это неизбежно, — сказал молодой человек. На его лице было написано сожаление. Может быть, в этот момент он думал о Моне Лизе или пирамидах. А может, просто о том, что больше не будет ни банок пива, ни фотографий с автографами Джуджуди. — Когда интеллект опережает эмоциональную устойчивость, это всего лишь вопрос времени. — Он указал на угол нашей хижины, где лежали ружья. — Вы — дети, играющие с огнём. — Он встал. — Я должен идти. Это для вас. Подарок. Наш способ отблагодарить вас за спасение Иллы.
Он протянул серый футляр. Буч взял его и осмотрел.
— Не могу понять, как его открыть.
Я взял футляр. Буч был прав. Не было ни петли, ни крышки.
— Подышите на волну, — произнёс молодой человек. — Не сейчас, после моего ухода. Мы дарим вам ключ от жизни, потому что вы подарили Илле своё дыхание. Вы отдали ей часть своей жизни.
— Это для нас обоих? — спросил я. В конце концов, ведь только Буч делал женщине искусственное дыхание.
— Да.
— Что оно на самом деле делает?
— Нет слова для обозначения того, что оно делает, кроме слова «первобытное». Способ использовать то, что вы не используете из-за… — Он наклонился вперёд, нахмурив лоб, затем поднял глаза. — Из-за шума в вашей жизни. Из-за лишних мыслей. Мысли бессмысленны. Хуже того, они опасны.
Я был озадачен.
— Оно исполняет желания? Как в сказке?
Он засмеялся, затем словно удивился, что может смеяться.
— Оно не даст вам того, чего у вас нет. Это аксиома.
Он направился к двери, затем оглянулся.
— Мне жаль вас. Ваша планета — это живое дыхание во Вселенной, которая в основном наполнена мёртвыми огнями.
Он ушёл. Я ждал, когда снова хлынет свет, но этого не произошло. Если бы не серый футляр, который теперь держал Буч в своих руках, можно было бы подумать, что всего этого не было.
— Лэр, мне это не приснилось?
Я указал на футляр.
Он улыбнулся своей безрассудной, беспечной улыбкой, которую я знал с тех пор, как мы, будучи детьми, бегали по «Лестнице самоубийц» в Касл-Роке, чувствуя, как она дрожит под нашими кроссовками.
— Хочешь попробовать?
— Есть старая пословица: бойся данайцев, дары приносящих…
— Да, но?
— Чёрт с ним, я согласен. Вдувай своё драгоценное первобытное дыхание, Бучи.
Он улыбнулся, покачал головой и протянул футляр мне.
— После тебя. И если ты отдашь концы, я обещаю позаботиться о Шейле и Марке.
— Марк уже достаточно взрослый, чтобы самому позаботиться о себе, — сказал я. — Ладно, Сезам, откройся.
Я осторожно подул на волну. Футляр открылся. Он был пуст. Но когда я вдохнул, то уловил слабый запах мяты. Да, скорее всего, это была мята.
Футляр закрылся сам собой. Не было видно линии, где крышка соприкасалась с корпусом, и не было петель. Он выглядел абсолютно цельным.
— Ничего? — спросил Буч.
— Ничего. Твоя очередь. — Я протянул ему футляр.
Он взял его и осторожно подул на волну. Футляр открылся. Он наклонился, робко понюхал, затем глубоко вдохнул. Футляр закрылся.
— Грушанка?
— Мне показалось, мята, но, наверное, это одно и то же.
— Вот тебе и данайцы, дары приносящие, — сказал он. — Лэр… это ведь не было розыгрышем, а? Ну, знаешь, когда девушка и парень прикидываются… ну, там, фокус, обман… — Он замолчал. — Нет, а?
— Нет.
Он положил серый футляр на столик рядом с блокнотом для рисования.
— Что ты собираешься сказать Шейле?
— Наверное, ничего. Я предпочёл бы, чтобы моя жена не решила, что я сошёл с ума.
Он рассмеялся.
— Ну-ну, удачи. Она читает тебя, как открытую книгу.
Конечно, он оказался прав. И когда Шейла начала расспрашивать (допрашивать), я рассказал ей, что нет, мы не заблудились, но попали в переделку в лесу. Какой-то охотник выстрелил в оленя, как он думал, и пуля прошла между нами. Мы так и не увидели, кто это был, сказал я ей… и когда она спросила у Буча, он поддержал мою версию. Сказал, что это, вероятно, был кто-то из приезжих, из другого штата. И это не было совсем неправдой, Буч действительно видел пару таких.
Буч зевнул.
— Я иду спать.
— Ты сможешь уснуть? — спросил я и сам зевнул. — Сколько сейчас времени, кстати?
Буч посмотрел на свои часы и покачал головой.
— Остановились. А твои?
— Да, и… — я снова зевнул, — …они на заводе. Должны быть в порядке, но не идут.
— Лэр? То, что мы вдыхали… думаю, это было какое-то успокоительное. А если это яд?
— Значит, мы умрём, — ответил я. — Я пойду спать.
Так мы и поступили.
Мне приснился сон о пожаре.
Когда я проснулся, за окнами уже стоял день. Буч сидел на кухне в главной комнате. Кофейник стоял на плите и пыхтел. Буч спросил, как я себя чувствую.
— Нормально, — ответил я. — А ты?
— Как огурчик… Кофе?
— Да. Потом нужно пойти посмотреть, на месте ли мост. Если на месте, мы поедем. Появимся раньше запланированного.
— Как мы иногда и делаем, — сказал он и налил кофе. Чёрный кофе, насыщенный и крепкий. Как раз то, что нужно после встречи с инопланетянами. При дневном свете всё это должно было казаться галлюцинацией, однако не казалось. Ни мне, ни Бучу, когда я его спросил.
Хлеб уже закончился, но осталась пара фруктовых пирогов. Я представил, как Шейла качает головой и говорит, что только мужчины в лесу будут есть на завтрак пироги «Хостесс».
— Вкусно, — жуя, произнёс Буч.
— Да. Отлично. Тебе что-нибудь снилось, Бучи?
— Нет. — Он задумался. — По крайней мере, не помню. Но посмотри на это.
Он взял свой блокнот и пролистал страницы с рисунками, которые рисовал вечерами — обычные наброски и карикатуры, включая одну с моим изображением: на ней у меня была голова в форме воздушного шарика, я широко ухмылялся и переворачивал блинчики на сковороде. Ближе к концу блокнота он остановился и показал мне страничку с новым рисунком. Там был наш молодой гость: светлые волосы, жилет, брюки цвета хаки, сумка через плечо. Это была не карикатура, это был тот самый человек (если его так можно назвать) во всех подробностях… с одним исключением. Глаза молодого человека были полны звёзд.
— Чёрт возьми, это потрясающе, — восхищенно сказал я. — Давно ты уже не спишь?
— Около часа. Я нарисовал это за двадцать минут. Просто знал, что делать. Как будто оно уже было готово. Не изменил ни одной черточки, ни одной линии. Безумие, да?
— Безумие, — согласился я.
Я подумал, не рассказать ли ему про свой сон о горящем сарае. Сон был невероятно ярким. Довольно долгое время я пытался всякими способами начать рассказ о необычной, причудливой буре. Над этим рассказом я размышлял, если честно, уже много лет. Эта идея пришла мне в голову, когда я был примерно в том возрасте, в котором сейчас находится мой сын. Я пробовал начать то с одного персонажа, то с другого, то с описания города, где развернулся бы сюжет; однажды я даже пытался начать с метеорологической сводки.
Ничего не помогало. Я чувствовал себя, как человек, который пытается открыть сейф, забыв при этом комбинацию. А сегодня утром, благодаря сну, я увидел, как молния ударяет в сарай. Я увидел, как флюгер в форме петуха накаляется докрасна от жара, пока языки пламени распространяются по крыше сарая. Я подумал, что всё остальное последует за этим. Нет, я знал это.
Я взял со стола предмет, похожий на футляр для очков, и перебросил его из руки в руку.
— Оно сработало, — сказал я, затем бросил его Бучу.
Он поймал его и сказал:
— Конечно. А что еще?
Всё это случилось более сорока лет назад, но с течением времени я нисколько не усомнился в своих воспоминаниях о той ночи. Сомнения никогда не закрадывались, и картинки не стёрлись из моей памяти.