— Бекки, ты боишься, что я могу сделать что-то плохое с Дарлой Джин? Буду домогаться её или что-то в этом роде? В этом всё дело?
— Нет, конечно, нет!
Но он слышит опасения в её голосе или думает, что слышит, что в общем-то одно и то же.
— Пока, Бек.
— Дэнни…
Он прекращает разговор, садится и смотрит в телевизор, где какой-то дурачок говорит какой-то дурёхе, что всё очень сложно и запутанно.
— А кому сейчас легко? — говорит Дэнни и отправляет сериал в небытие. Он сидит, смотрит на пустой экран телевизора и думает: «Я не буду жалеть себя. Я просто облажался, сообщив о трупе, но я не буду жалеть себя».
Затем он вспоминает глаза Жальбера, которые буквально ползали по его лицу.
— Остерегайся его, — произносит он. Впервые за два года он ловит себя на желании выпить пива.
Жальбер лежит в своей постели, вытянувшись, как струна, слушает, как за окном дует ветер прерий, и думает о завтрашнем допросе. Он не хочет о нём думать, ему нужно выспаться, чтобы утром быть свежим и бодрым. Кофлин — вот кто должен лежать без сна этой ночью, ворочаясь и вертясь.
Но иногда невозможно заглушить поток мыслей.
Он спускает ноги с кровати, хватает телефон и звонит Джорджу Гибсону, который последние семь лет возглавляет отдел криминалистики КБР. Гибсон прилетел из Уичито, как только судья подписал ордера на обыск, и немедленно приступил к работе, как только пикап Кофлина был ему доставлен. Звонить ему — ошибка, Гибсон сам позвонит, если что-то обнаружит, но Жальбер ничего не может с собой поделать. Иногда — как сейчас, например — он понимает, что чувствуют наркоманы.
— Джордж, это Фрэнк. У тебя есть что-нибудь? Какие-нибудь признаки того, что девушка была в его машине?
— Пока ничего, — отвечает Гибсон, — но мы продолжаем работать.
— Я оставлю телефон включённым. Позвони мне, если найдешь что-то определенное. Неважно, как будет поздно.
— Обязательно. Теперь я могу вернуться к работе?
— Да. Прости. Просто… мы работаем ради неё, Джордж. Ради мисс Ивонн. Мы её…
— Защитники. Спасибо, что напомнил.
— Извини. Извини. Возвращайся к работе.
Жальбер заканчивает разговор и ложится. Он начинает считать и складывать. Один и два — три, ещё три — шесть, ещё четыре — десять, ещё пять — пятнадцать. Когда он доходит до семнадцати — это сто пятьдесят три, он наконец-то начинает расслабляться. А когда он доходит до двадцати восьми — это четыреста шесть, то погружается в сон.
В два часа ночи его будит телефон. Это Гибсон.
— Сообщи мне хорошие новости, Джордж.
— Сообщил бы, если бы мог, — Гибсон устал и измотан. — Машина чиста. Я поеду домой, пока ещё могу держаться на ногах.
Жальбер сидит в кровати, выпрямившись.
— Совсем ничего? Ты шутишь?
— Я не шучу после полуночи.
— Ты поднимал её на подъёмник? Проверил днище?
— Не учи рыбака ловить рыбу, Фрэнк.
Гибсон явно на грани того, чтобы выйти из себя. Жальбер должен остановиться. Он не может остановиться.
— Он её помыл, да? Сукин сын помыл её и, наверное, начисто вылизал.
— В последнее время не мыл. Там полно грязи с его поездки в Ганнел. Следов отбеливателя в кабине и багажнике тоже нет.
Жальбер ожидал большего. Он ожидал, что что-нибудь найдут. Он был уверен в этом.
Гибсон продолжает:
— Найти отпечатки пальцев, волосы, предмет её одежды… это было бы идеально, золотой стандарт, как говорится, но это не значит, что её там не было. Либо он сделал превосходную уборку, либо…
— Либо её вообще не было в этом пикапе, — у Жальбера начинает болеть голова, и снова заснуть, скорее всего, уже не получится. — Он мог использовать другую машину для её перевозки. У него есть подруга в том трейлерном парке. Может, он воспользовался её машиной. Если он не признается, нам, возможно, придётся…
— Есть и третий вариант, — говорит Гибсон.
— Какой? — резко спрашивает Жальбер.
— Он невиновен.
Несколько секунд Жальбер ошеломлённо молчит. Потом начинает хохотать.
Когда на следующее утро Жальбер приезжает в полицейский участок Маниту — в свежих джинсах, свежей рубашке и всё в том же счастливом чёрном пиджаке, — он видит, что Элла Дэвис ждёт его на крыльце и курит. Заметив его, она бросает сигарету и давит окурок. Она думает сказать ему про его усталый вид, но отказывается от этой идеи и вместо этого спрашивает, что он узнал о машине Кофлина.
— Чиста, — отвечает Жальбер, ставя портфель между своими чёрными практичными ботинками. — А это значит, что нам предстоит ещё немного поработать.
— Это также может значить, что Ивонн Уикер была у него не первой. Думал об этом?
Конечно, он об этом думал. Серийные преступники частенько косячат в своем первом деле, но если их не ловят, они учатся на своих ошибках. Он мог бы сказать Дэвис, что в машине Кофлина не было обнаружено следов отбеливателя, а это значит, тот не использовал его для уборки крови, других жидкостей или ДНК, но какое это имеет значение? Кофлин убил её. История со сном была либо непродуманной попыткой покрасоваться — как пироман, который является помогать тушить устроенный им же пожар, как верно заметила Дэвис, — либо потому что чувство вины стало для него настолько невыносимым, что он решил признаться. Жальбер надеется на второй вариант и будет рад помочь Кофлину в этом.
— Мисс Ивонн остановилась в одной ночлежке в Арканзас-Сити ночью 31 мая, — говорит Жальбер. — Её подпись стоит в их журнале. На следующее утро она купила кофе и колбасный бисквит в «Гас-эн-Гоу» возле пересечения шоссе I-35 и… напомни мне.
— И дороги штата 166, — говорит Дэвис. — Она есть на записи с камер наблюдения. Явно видна. Продавец увидел её фото в «Оклахомане»[78] и сообщил об этом. Золотую звезду ему.
Жальбер кивает.
— Это было 1 июня, чуть позже восьми утра. Затем она отправилась автостопом по шоссе 35. И это был последний раз, когда кто-то видел мисс Ивонн, пока Кофлин не поехал в Ганнел и не сообщил о трупе. Пока всё сходится?
Дэвис кивает.
— Значит, когда будем допрашивать Кофлина, нужно спросить его, где он был и что делал с 1 июня по 24-е, когда сделал тот звонок.
— Он скажет, что не помнит. И это вполне разумно. Только в телесериалах люди с точностью до минуты помнят, где они были. Если ты спросишь меня, где я была 5 июня… или 10-го… я тебе не отвечу. Или отвечу приблизительно.
— Он отмечается на работе в школе, это решает часть проблемы.
Она начинает что-то возражать, но он поднимает два пальца, и она умолкает.
— Я знаю, о чем ты подумала, табельный учёт не гарантия, но у него есть два помощника. Поговорим с ними. Узнаем, оставлял ли он их одних на несколько часов или даже на целый день.
Дэвис достаёт из своей большой сумки блокнот и начинает в нем что-то царапать. Не поднимая глаз, она говорит:
— В первую неделю июня в школе ещё шли занятия. Я проверила учебный календарь в Интернете. Много людей видели его, если он там был.
— Мы поговорим со всеми, — говорит Жальбер. — Только ты и я, Элла. Выясним как можно больше о том, где он был в течение этих трёх недель. Найдём дыры. Несоответствия. Сделаем?
— Да.
— Это если он не признается сегодня утром, а у меня такое чувство, что он не признается.
— Меня беспокоит только одно, — говорит Дэвис. — То, как он выглядел, когда ты сказал, что преступник оставил сперму. На его лице я увидела облегчение. Почти радость. Он не мог дождаться, чтобы сдать мазок изо рта.
Жальбер поднимает руки ладонями наружу, как будто физически отгоняя эту мысль.
— А с чего ему беспокоиться о ДНК? Он знал про мой блеф, потому что надевал презерватив перед тем, как изнасиловать её.
Она молчит, но у неё такое выражение, что он хмурится.
— Что?
— На его лице было написано облегчение, — повторяет она. — Как будто он не знал о резинке. Как будто думал, что тест ДНК снимет с него подозрения.