— «Барри» закрыт. Я пробовал. Что…
— Но знаете что, мне было бы спокойнее, если бы вы остались здесь до вскрытия тела миссис Белл. То есть, мистер Трентон, управлению шерифа округа было бы спокойнее.
— Не думаю, что вы сможете меня удержать.
— На вашем месте я бы не стал это проверять. Просто дружеский совет.
И тут я услышал это, слабо, но отчетливо: скрип-скрип-скрип.
Я сказал себе, что не слышал этого. Сказал себе, что этого не может быть. Сказал себе, что я не герой рассказа «Коляска-обличитель»[179].
— Еще раз, мистер Пелли… помощник Пелли… в чём дело? Вы ведёте себя так, будто женщина была убита, а я подозреваемый.
Пелли был невозмутим.
— Вскрытие, скорее всего, покажет, как она умерла. Скорее всего, это снимет с вас подозрения.
— Я и понятия не имел, что нахожусь под подозрением.
— Имеются, можно сказать, некоторые осложняющие факторы. Я нашёл это на кухонном столе, когда был у неё сегодня в шесть часов утра.
Он покопался в своём телефоне, затем передал его мне. Он сделал фотографию белого делового конверта. На нём аккуратным почерком было написано «Вскрыть в случае моей смерти» и «Алита Мари Белл».
— Конверт не был запечатан, поэтому я открыл его. Перейдите к следующей фотографии.
Я перешёл. Записка, которая лежала в конверте, была написана тем же аккуратным почерком. И дата наверху…
— Это на следующий день после того, как мы ели печенье с молоком!
Скрипы доносились снизу, из гаража. И как полицейские в рассказе По, Пелли, похоже, не слышал их. Но он был пожилым человеком, и, возможно, с нарушенным слухом.
— Неужели?
— Да, мы мило побеседовали. — Я не стал рассказывать ему о том, как Элли отправила Джейка и Джо поиграть в кабинет Грега, а позже я нашёл перевёрнутую плетеную корзину с игрушками для кошек. Это было последнее, что я рассказал бы этому глазастому (но, возможно, тугоухому) человеку. И уж тем более я не стал рассказывать ему, что общался с близнецами сам. «Привет, Джейк. Привет, Джо, что нового?»
Это было безобидное подыгрывание грустным фантазиям старой леди. Так я думал, но кто знает, может, я открыл дверь призракам?
— Читайте дальше.
Я прочитал. Текст был коротким и неформальным.
«Это моя последняя воля и завещание, отменяющее все предыдущие завещания. Что глупо, потому что в моём случае других не было. Я в здравом уме, хотя тело уже не то. Я оставляю этот дом, мой банковский счёт в «Фёст Сан Траст», мой инвестиционный счёт в ООО «Билдинг Зе Фьюче» и всё остальное материальное имущество ВИКТОРУ ТРЕНТОНУ, проживающему в настоящее время по адресу: Раттлснейк-роуд, 1567. Мой адвокат, с которым я не консультировалась, когда писала данное завещание, — Натан Резерфорд в Палм-Виллидж.
Подпись,
Алита Мари Белл»
Ниже другим почерком была поставлена ещё одна подпись: Роберто М. Гарсия, свидетель.
Я забыл про скрип из гаража (а может, он прекратился). Я во второй раз перечитал ее предсмертное письмо (а как еще его назвать). В третий раз. Затем толкнул телефон Пелли обратно через стол, чуть сильнее, чем следовало бы. Он поймал его, как хоккейную шайбу, загорелой и морщинистой рукой.
— Это дурдом.
— Вам так кажется?
— Я видел ее всего дважды. Трижды, если считать тот раз, когда нашел ее мертвой.
— Не знаете, почему она оставила вам всё?
— Нет. И, знаете, эта… эта записка… в суде она будет ничтожна. Ее родственники взбунтуются, но им не придется этого делать, потому что я не стану оспаривать.
— Роберто Гарсия владеет компанией «Плант Уорлд». Они ухаживали за ее участком.
— Да, я видел их грузовики у нее во дворе.
— Бобби Джи тоже живет здесь с каменного века. Если он говорит, что видел, как она это писала — а я с ним разговаривал, и он сказал: да, видел, хотя она закрыла текст рукой, когда он подписывал, поэтому он не знал, что было написано, — то я ему верю.
— Это ничего не меняет. — Мой голос звучал нормально, но всё лицо онемело, словно мне сделали укол новокаина. Сверхстранное ощущение. — Этот адвокат свяжется с ее родственниками, и…
— Я также поговорил с Нейтом Резерфордом. Знаю его…
— С каменного века, уверен. Вы очень деятельны, помощник Пелли.
— Я многое успеваю, — произнес он не без удовлетворения. — Он был адвокатом миссис Белл… — Казалось, он хотел вновь использовать «с каменного века», но решил, что хватит. — …на протяжении десятилетий. Он практически взял на себя все её дела после смерти мужа и сыновей. Она была, как говорится, убита горем. И знаете что? Он говорит, что у нее нет родственников.
— У всех есть родственники. Донна, моя покойная жена, утверждала, что ее род восходит к Марии Стюарт, также известной как Мария, королева…
— Королева Шотландии. Я учился в школе, мистер Трентон, в те времена, когда телефоны были дисковыми, а машины ездили без ремней безопасности. Я спросил Нейта, во сколько может оцениваться состояние этой леди, и он отказался говорить. Но учитывая имущество (от бухты до залива), я бы сказал, что это довольно лакомый кусок.
Я поднялся, ополоснул кофейную чашку и наполнил её водой. Дал себе время подумать. Прислушался к коляске, но всё было тихо.
Я вернулся к столу и сел.
— Вы всерьёз полагаете, что я каким-то образом заставил леди написать это потешное завещание… а затем… что? Убил её?
Его глаза сверлили меня.
— Заметьте, вы это озвучили, мистер Трентон, не я. Но раз уж вы это сказали… вы сделали это?
— Боже милостивый, нет! Я разговаривал с ней дважды! Я поддержал её маленькую фантазию! А потом нашёл её мёртвой! Скорее всего, от сердечного приступа — она говорила, что у неё была аритмия.
— Нет, я не верю, что вы ее убили, именно поэтому не прошу вас дать официальные показания. Но вы же понимаете, в какое положение это ставит меня, департамент? Прямо перед смертью леди пишет от руки завещание, заверяет его, а человек, совершенно ей незнакомый, который находит её тело, оказывается главным бенефициаром.
— Она, должно быть, сошла с ума не только по поводу своих детей, — пробормотал я, и в моей голове всплыла песня, которую упомянул офицер Зейн, «Дельта Дон».
— Возможно, да, возможно, нет. В любом случае вскрытие, вероятно, уже проводится. Оно что-то прояснит. А потом вам, конечно, придётся дать показания. Официальные.
У меня сжалось сердце.
— Когда?
— Наверное, не раньше, чем через пару недель. Это будет по видеосвязи. «Фейстайм», «Зум» — я в этом не разбираюсь. Я едва научился пользоваться этим телефоном.
Я не поверил ему ни на грош.
— В любом случае, будет хорошо, если вы останетесь, Вик. — Теперь моё имя звучало как ловушка. — На самом деле, я вынужден настаивать. В нынешних условиях, когда в стране бушует ковид, вам, вероятно, безопаснее будет оставаться здесь, в изоляции. Вы так не считаете?
Возможно, именно тогда я начал понимать, что сделала Алита Белл, хотя это не сложится в единый пазл до вечера.
А может, это была не она. Я вспомнил Донну в ту последнюю ночь. Как она смотрела мимо меня и как в последний раз засветились её умирающие глаза. «Боже мой», — сказала она. — «Ты так вырос!»
Дети не могут строить планы. А вот взрослые…
— Вик?
— А?
Морщинки в уголках его глаз увеличились.
— Витаете в облаках?
— Нет, я здесь. Просто… перевариваю.
— Да, переварить нужно много чего. И мне тоже. Как в одном из тех детективных романов. Думаю, вам лучше придерживаться своего первоначального плана. Оставайтесь тут до сентября. Гуляйте по утрам или в прохладе вечера. Поплавайте в бассейне. Нам нужно разобраться в этом, если получится.
— Я подумаю.
Морщинки исчезли.
— Подумайте хорошенько, а пока думаете, оставайтесь в округе. — Он поднялся и подтянул поясок на своих шортах. — Думаю, я отнял у вас достаточно времени.
— Я провожу вас.
— Нет необходимости, я сам найду выход.
— Я провожу вас, — повторил я, и он поднял руки, как бы говоря: пусть будет по-вашему.
Мы начали спускаться по лестнице в гараж. На полпути он остановился и спросил с нужной долей любопытства и сочувствия:
— От чего умерла ваша жена, Вик?
Это был вполне обычный вопрос, и не было причин полагать, что он хочет выискать что-то подозрительное, но я догадывался, что было у него на уме. И не только в подсознании.
— От рака, — ответил я.
Он спустился по лестнице.
— Примите мои соболезнования.
— Спасибо. Вы отвезете коляску в дом Беллов? Её можно положить в кузов вашего пикапа. — Я хотел избавиться от неё.
— Ну, да, — согласился он, — можно. Но какой в этом смысл? Она может вернуться снова, если этот… шутник… решит продолжить над вами шутить. Патрульная машина объезжает Раттлснейк-роуд раз или два за ночь, но всё равно остается много «мертвого времени». К тому же несколько офицеров заболели коронавирусом. Может, проще оставить её здесь.
«Он не верит в шутника», — подумал я. — «Он думает, что это был я. Оба раза. Он не может понять, зачем я это делаю, но именно так он считает».
— А как насчёт отпечатков пальцев?
Он почесал свой затылок, покрытый швами и сильно загорелый.
— Да, можно попробовать, у меня в пикапе есть набор для снятия отпечатков, но мне придётся сделать копии всех отпечатков, которые я уже снял, а я могу всё испортить. Руки уже не так тверды, как раньше.
Я этого не заметил.
Он оживился.
— А знаете что? Я могу снять отпечатки хотя бы с этих хромированных прутьев и сделать фотографии на свой телефон, если что-то найду. Нет смысла пробовать рукоятки, они резиновые, а те маленькие ручки сбоку от сидений — тканевые. Но эти металлические перекладины идеально подходят для отпечатков. Зейн или Канаван прикасались к ним?
— Не уверен, но думаю, что прикасался только я. И Элли Белл, конечно.
Он кивнул. В этот момент мы все ещё стояли у подножия лестницы. В гараж мы еще не входили.
— Так что я могу найти два набора отпечатков — ваши и миссис Белл. Хотя это маловероятно. Большинство людей использует резиновые рукоятки.
— Мне кажется, я наклонился и приподнял коляску, чтобы преодолеть порог её гаража. Если это так, то я мог обхватить руками эти прутья чуть ниже ручек. Возможно, вы не найдете отпечатков пальцев, но отпечатки ладоней будут.
Он кивнул, и мы вошли в гараж Грега. Он направился на улицу, чтобы взять свой набор для снятия отпечатков, но я схватил его за локоть.
— Смотрите, — сказал я и указал на коляску.
— Что с ней?
— Её передвинули. Когда я прикатил её со двора, то поставил её с водительской стороны машины. А теперь она — с пассажирской стороны.
Значит, скрип был неслучаен.
— Точно не помню.
Его нахмуренный лоб — вертикальная морщина между бровями была такой глубокой, что я не мог разглядеть её дна — говорил мне, что он прекрасно помнил, но не хотел в это верить.
— Энди. — Я намеренно использовал его имя, старый рекламный трюк, который применял, когда споры становились жаркими. — Вы так давно работаете полицейским, что наблюдение вошло в привычку. Эта коляска была в тени. Теперь она стоит с другой стороны машины и на солнце.
Он задумался и покачал головой.
— Не могу сказать точно.
Я хотел заставить его признать это, хотел сказать ему, что слышал скрип колеса, когда коляску передвигали, даже если он этого не слышал, хотел потрясти его за руку, которую держал. Но вместо этого отпустил его. Это было очень сложно сделать. Но я не хотел, чтобы он счел меня сумасшедшим… и если он думал, что это я перемещаю коляску по ночам между домом Беллов и домом Грега, он уже наполовину пришёл к такому выводу. А ещё было это странное, написанное от руки завещание Элли Белл. Действительно ли он верил, что мы с Элли были едва знакомы и встречались всего дважды? Поверил бы в это я сам?
Мне подумалось, что вопросы только начинаются.
— Я принесу свой набор, — сказал Пелли. — Хотя не надеюсь на успех.