Энигма оказалась прямо у лап чудовища, защита слетела с нее. Она чувствовала, как к страху примешивается дурман безумия, дыхание Зверя окутывало ее с головы до ног. Чужое сознание стало в ней тесниться с собственным, чаруя, уводя за собой, обещая освобождение.
Она больше не видела, как бегают полицейские, седлая вновь металлических коней и поливая бластерным огнем чудище. Она забыла о существовании порта, кораблей, Марка и Атрокса. О существовании ребенка. Она забыла обо всем. Она тонула в красном сиянии чудовищных глаз. Ее жизнь словно стала продолжением жизни этой твари, в голове появились страшные образы и чудовищные желания, которые невозможно осмыслить. Это было чистое зло. А затем наступил мрак.
Глава 11. Работники ружья и топора
— Ай, — Ива схватилась за живот.
— Все в порядке, дорогая? — обеспокоенно спросила Мередит Руби, соседка по камере, подсев к ней на кровать.
— Сама посмотри, — морщась, ответила Ива.
Мередит приложила сухую морщинистую руку к ее округлому животу. И улыбнулась.
— Все нормально. Малыш просто здоровается с тобой.
Ива облегченно вздохнула, после этих слов странные ощущения показались ей не такими уж неприятными. Она положила подушку к стене и припала к ней спиной, стараясь расслабиться.
— Даже не верится, что у меня тоже когда-то был ребенок, — задумчиво протянула Мередит, глядя на белую дверь камеры-лазарета.
— Мальчик?
— Девочка. Хотя теперь уже женщина, — Мередит задумчиво провела рукой по бритому ершику на голове, на месте которого когда-то были красивые золотистые волосы. — Мона Адриана.
Ива с любопытством поглядела на соседку.
— А что с Моной теперь?
— Да все хорошо, наверное. Работает врачом, — Мередит почему-то вздохнула. — Знаешь, она хотела стать педиатром, но потом… ты сама понимаешь, этой профессии нет больше. Так что пришлось переквалифицироваться в терапевта.
Помещение на первый взгляд не казалось тюремным, если бы не решетки на небольшом окне. Жили они вдвоем и спали не на нарах, а на полноценных кроватях. В комнате было отдельное ответвление для туалета и душа. Свет они могли включать и выключать сами. А на стене висел небольшой шкафчик с лекарствами первой необходимости — но только лишь теми, которыми нельзя навредить себе и окружающим. Ива не разбиралась, подобными вещами заведовала Мередит и тюремный врач, навещающий их каждый день. Он же приносил лекарства посерьезнее, если Иве становилось совсем дурно. Мередит говорила, что камера-лазарет напоминает ей о бывшей работе.
Испытывать радость в тюремном заточении было странно, и все же Ива приободрилась, когда ее перевезли с западного тюремного острова на северо-западный. Конечно, на прошлом месте остались те, к кому она успела привыкнуть. Несчастные заключенные видели в ней чудо и старались всеми силами поддерживать ее. И всегда радостно приветствовали, когда она шла по коридорам в столовую. Но там не было нормальной медицины, такой необходимой в этот трудный и странный период. Зато тюремщики относились к заключенным лучше, иногда даже по-свойски, общались и время от времени давали за обедом чуть больше положенного. А Иву называли мамулей.
Северо-западный остров встречал новоприбывших со всей суровостью и неприветливостью. Когда Иву везли в грузовике через автоматические ворота, она поняла, что теперь о побеге и думать не стоит. Впрочем, куда ей бежать с таким пузом? А когда ее поселили не в стандартную камеру с нарами и кучей соседей, а в отдельную, да еще и с Мередит — она испытала почти что счастье. С каждым днем ей становилось все тяжелее и страшнее, она не знала, что ее ждет, когда ребенок в ее животе станет достаточно большим. Но в хороших условиях ей стало спокойнее. И Мередит, зрелая женщина, некогда бывшая хирургом и осужденная за тайное лечение беглого преступника, внушала доверие и надежду. Она поглядывала за Ивой, помогала ей, и Ива начинала верить, что все будет хорошо. Хотя по ночам ее терзали страхи: что будет с ребенком, когда он появится на свет? В такие моменты она плакала и думала о том, что лучше бы он не рос и остался в ее животе.
— Наверное, ты по ней очень скучаешь? — спросила Ива после задумчивого молчания.
— Очень.
— Ты задумывалась о том, чтобы сбежать и найти ее?
— Нет, — неожиданно резко ответила Мередит, после чего пересела на свою койку.
— Почему? — удивилась Ива.
Соседка хмуро глянула на нее.
— Это глупо. Отсюда невозможно убежать. С моими-то коленями уж точно.
— Нет, ну правда? Даже ни разу об этом не подумала?
— Иногда думаю, — Мередит отвернулась, пряча глаза. — Думаю, как сильно хотела бы с ней увидеться. И потом сразу же вспоминаю, что именно Мона сдала меня полиции.
— Мона? — Ива не поверила своим ушам. — Полиции? Но зачем?
— Да ты сама все знаешь, уж не за печкой жила все эти годы, — Мередит как-то нервно сжалась, ее даже дрожь прошибла едва заметная. — Время такое было, когда найти у ближнего изъян считалось почти что профессиональным достижением. И ей очень хотелось повышения на работе… Каждому свое счастье, Ива. Каждому свое. Так что никуда я отсюда не побегу.
Ива не нашлась, что сказать. Ей стало не по себе. Она напряженно положила руку на живот: вдруг ее ребенок вырастет не очень хорошим человеком? Как Мона, предавшая свою мать. Ива почувствовала, что ей становится дурно, но она тут же стала прогонять плохие мысли. В жизни может произойти всякое, к чему бояться того, чего нет и чего, вероятно, никогда не будет?
Она уже любила его всем сердцем, хотя вообще не представляла, как он выглядит. Любила, как чудо, как то, что рушит ее одиночество. И хотя из-за него она попала в тюрьму, дитя она в этом не винила. А иногда даже начинала мечтать, на кого он будет больше похож: на Марка или на нее? Эти мечты составляли теперь ее жизнь.
Мередит вдруг тихо запела красивым, хоть и слегка хриплым голосом:
Ива почувствовала, как по ее щеке катится теплая слеза.
Марк до сих пор не мог оправиться, хотя уже несколько дней скитался по лесам северо-западного острова. Он ходил как в бреду, борясь с непрошенными мыслями. То и дело в голову лезли страшные образы катастрофы, которую он даже не видел. Воображение упрямо рисовало ему картины, одни страшнее других. Марку помог укрыться на судне пожилой моряк, которого удалось разжалобить, и потом с его же слов он узнал про гибель красноглазой девушки. Про появление Зверя старик тоже рассказывал, но Марк и сам прекрасно ощутил присутствие монстра, даже сидя в ящике на дне трюма.
С одной стороны, если бы не Зверь, Марка наверняка бы нашли. Но допросы и обыск экстренно прекратили, а судно отчалило в море, спасаясь от чудовища. Но какой ценой он избежал опасности, какой ценой…
Марк винил Атрокса и полицейских в случившемся, ведь если бы они не произвели задержание, Энигма успела бы уплыть вместе с ним. Марк винил себя. Но ее больше не было, и никакие средства в мире не могли это исправить.
Каждую ночь его душили кошмары, в которых на пристань приходил Первородный Зверь, только во снах его жертвой становилась Ива. Снова и снова. Снова и снова. Хоть вообще не спи.
Марк искал способ перебраться на западный остров, ведь именно там находилась заветная цель, как было написано на Доске Положения. Ошибся Томм или намеренно указал на неверное судно, Марк пока не решил. Но посылку для его брата на всякий случай сохранил, хотя даже не знал ни имени брата, ни как тот выглядел. Скорее всего, Том рассказал детали Энигме, когда она с ним договаривалась, но теперь эти знания не были Марку доступными.
Дни стояли пасмурные. Океан штормил, и воды его бурлили, словно кипяток. Волны пенились, накатывали на берег, с шумом охватывали каменную поверхность и оставляли на ней облака грязноватой соленой пены. Раньше океан редко вел себя подобным образом. Очень редко.