— Куда забралась… — добродушно проворчал он. — Ну, давай твою картину…
Я видела, как он, не торопясь, достал из паза коммуникатора лист с репродукцией картины, положил его перед собой на стол, покрытый скатертью с вышитыми незабудками, между вазочкой с мёдом и тарелкой с плюшками. На вид ему было не больше сорока, но эта философская неторопливость всё-таки выдавала его настоящий возраст. Пока он смотрел на картину, прихлёбывая кофе, я смотрела на плюшки, сглатывая слюну и вспоминая их знакомый с раннего детства вкус. Космические расстояния в этот момент казались мне ужасной, фатальной несправедливостью.
— Ты права, — не отрывая взгляда от листа и подняв вверх палец, произнёс он. — Это не Ян Ван Эйк. Похвальное знание искусства, девочка. Я порадую в субботу за преферансом твоего отца. И, безусловно, фламандская школа периода Северного Возрождения. Подписи на картине нет, что странно. Техника письма отличная, но… руку художника я не узнаю, — он нагнулся ниже, к самому листу. — Возможно, это подражание Ван Эйку, и искусное. Словно кто-то очень талантливый прикрывался манерой знаменитого мастера или просто копировал её. Очень странная картина… Откуда она у вас?
Я кратко рассказала ему официальную историю картины, а также наши открытия, которые обычно ускользали при беглом взгляде на неё. Пока я рассказывала, я видела, как на лице моего собеседника появляется мрачная озабоченность. Наверно, он переживал те же чувства, что и я. Наконец я нашла того, кто понял мою озабоченность.
— Я понимаю, Алексей Федорович, сразу что-то определённое сказать сложно, но, может быть, кто-нибудь из Ваших коллег видел когда-нибудь что-нибудь подобное? Это очень важно для нас.
Он задумчиво кивнул.
— Мне самому стало интересно. Эта вещица из тех шарад, которые любят разгадывать искусствоведы. Я сегодня же покажу её коллегам в Эрмитаже, отправлю копию Артуа в Лувр и Джениро в Нью-Йоркскую галерею, и, пожалуй, Рамиресу в Прадо и Ван-Мееру в Гаагу. Пусть стряхнут пыль с ушей, это им понравится. Быстрого ответа не обещаю, но как только что-то найдём, я тебе сразу передам. Где тебя можно будет найти?
— Киота, Луарвиг, Чесстауэр.
Он неожиданно оживился.
— Ты, и правда, живёшь в месте под таким названием? И там играют в шахматы?
Я улыбнулась.
— Мы сами здесь как шахматы, вот только играть нам некогда.
— Жаль, — он снова поднял палец и поучительно произнёс: — Всегда нужно уметь найти время для шахмат. Или для преферанса.
И потянулся за плюшкой. Я подавила тоскливый вздох и поспешно попрощалась, рассыпаясь в благодарностях.
Утром приехал инспектор Радеску. Мы как раз собирались садиться за стол, и я пригласила его присоединиться. Берри нерешительно взглянул на сурового Макса, который опять облачился в сюртук, застегнутый на все пуговицы, и пробормотал:
— Вообще-то, я не успел позавтракать, но…
— Кинг, прибор инспектору! — скомандовал Макс и безапелляционно бросил полицейскому: — Идёмте, расскажете всё за столом.
Я уже замечала, что в личном общении с Максом Берри всегда чувствовал себя неуверенно, никак не мог привыкнуть к его наполеоновским замашкам. Вот и сейчас он растерянно смотрел вслед маршировавшему в столовую хозяину шахматного замка.
— У нас сегодня оладьи и яичница с беконом, — ласково обнял его за плечи Терренс. — Вы будете яичницу, инспектор или вам что-нибудь особенное? Кинг в момент управится…
— Нет-нет, яичница — это то, что надо, — закивал Берри. — И если можно, большую кружку кофе.
— У нас всё можно, — улыбнулся рыжик, направляя инспектора по стопам Макса.
За столом, однако, инспектор не терялся, нагрузив себе в тарелку с яичницей с дюжину оладий. Деловито приступив к трапезе, он успевал запивать её горячим кофе из большой красной кружки, на которую Макс бросал мрачные взгляды, видимо мысленно выясняя у Кинга, откуда среди его фарфора взялся этот монстр. При этом инспектор чётко и подробно излагал результаты своего расследования.
— Портман сказал правду, — сообщил он. — Из галереи инкассаторы забрали подлинную картину, а вам вручили подделку. Подмена была осуществлена в машине по дороге из галереи в Чесстауэр. Сделано это было гениально и просто. Дело в том, что внутри машины нет никаких приборов слежения и детекторов, хотя Дюренталь уже заказал их, чтоб избежать повторения таких краж в будущем. В фургонах внутри белая обшивка с вмонтированными в неё люминесцентными светильниками. Когда машина открывается, и в неё заносят перевозимый груз, сразу видно, что она совершенно пуста. То же происходит, когда её разгружают. Я проверил персонал Портмана и просмотрел записи его камер видеонаблюдения. Ничего подозрительного я там не нашёл. Тогда я осмотрел машину и вот там я обнаружил кое-что интересное. На внутренней обшивке фургона примерно на расстоянии сорока сантиметров от дальней стены по периметру я обнаружил тонкий профиль, приклеенный техническим клеем. Мы сняли профиль и передали его экспертам. Они нашли на профиле частицы белой пленки, которую обычно используют для создания легких переносных ширм и экранов.