— Она подлинная, — кивнул, наконец, проснувшийся Терренс. — Мы провели экспертизу доски, красок и лака. Они соответствуют дате, указанной в каталоге.
— Ян Ван Эйк был очень популярным художником. Ему подражали. Это может быть другой художник.
— Может, — пожал плечами рыжик и кивнул задумавшемуся Максу. — Продолжай.
— Вероятно, он просто набивал ей цену, чтоб продать подороже, — пробормотал тот, — Если все эти претенденты поверили, что это Ян Ван Эйк, и у них появилась надежда перехватить его до того, как её заметят эмиссары комитета по возврату похищенных ценностей… Может, потому они и торопятся?
— Всё же расскажи до конца, — предложила я.
— Рассказывать осталось немного. Неделю назад картину пытались похитить, проникли ночью в галерею Портмана и хотели её унести. Им помешал патруль, заметивший свет фонариков сквозь стеклянные двери. Картину нашли в зале на полу возле стены. Преступники скрылись через чёрный ход.
— Она большая?
— Шестьдесят на восемьдесят пять сантиметров.
— Да, с такой картиной, да ещё на кипарисовой доске не так легко убежать.
— Нам пришлось пойти на дополнительные затраты и усилить её охрану. Вчера снова объявился тот посредник и удвоил цену… — Макс задумчиво смотрел на меня. — В любом случае я не могу так просто это оставить. Если эта картина другого художника, это должно быть сообщено покупателям. Вся проблема в том, что на Киоте нет подходящих экспертов. Вывоз художественных ценностей с Земли запрещён, и за её пределами нет специалистов, разбирающихся в этом. Нам не удалось пригласить эксперта с Земли, потому что они отказываются ехать. На Земле ничего не знают о такой картине Ван Эйка. Они тоже настаивают на том, что это фальсификация.
— Ладно, — кивнула я. — Может, это фальсификация, на которую клюнули несколько желающих её приобрести. А мы-то здесь при чём? Дело пахнет криминалом, но не более того. Есть факт попытки похищения картины. Пусть этим занимается полиция.
Макс переглянулся с Джерри, и тот ему кивнул.
— Мы провели собственное расследование. Магнуса Ван Тота не существует. Под этим именем скрывался некий Титус Магнем, считавший себя колдуном. Он убит пару недель назад кинжалом с изогнутым клинком и чёрной рукояткой. Мы связались с Алкором, но в том музее, который был указан в письме, нам сообщили, что они интересуются только замковой живописью Западного королевства Алкора и ничего нам не направляли. Телефон посредника вывел нас на некое колдовское общество, которое обосновалось на одном из островов архипелага Чаек здесь же на Киоте. В своих ритуалах они используют подобные кинжалы с чёрными ручками. Они называют себя Сынами Астарота.
— То есть картиной пытаются завладеть колдуны?
— Необычно для картины, изображающей невинный визит лекаря к больной даме, — пояснил Джерри.
— А кто предложил два миллиона, выяснили?
— Нет, но есть ещё кое-что… Полторы недели назад полиция нашла логово некоего маньяка, который убил трёх девушек. В его подвале обнаружили всякие магические предметы и чёрный алтарь, над которым к стене была пятью булавками приколота репродукция нашей картины, вырванная из каталога.
— А самого маньяка нашли?
— Там же возле алтаря, со свёрнутой, как у цыпленка шеей. Причём, на картине изображено, как лекарь делает даме кровопускание. Он тоже перерезал девушкам вены и выпускал всю кровь.
— Он тоже был колдуном?
— Скорее гадателем, гадал одиноким дамам на картах Таро, на кофейной гуще и по руке.
— Да, похоже, это наши клиенты… — пробормотала я.
— В том-то и дело, что не наши, — вздохнул Джерри. — Мы ничего не знаем о демонологии, земных суевериях и колдовстве. Я даже про этого Ван Эйка слышу впервые, хоть и вырос на Земле. Мне кажется, что тебе будет легче с этим разобраться. Займёшься?
— Да, пожалуй… Где, вы говорите, можно посмотреть на эту картину?
— На авеню Пари, 32, галерея Портмана. Вход свободный.
— Я съезжу туда сегодня же и посмотрю, что это за картина.
Галерею Портмана я нашла без труда. Она возвышалась высоким античным портиком над небольшими симпатичными домиками, в которых размещались антикварные лавочки, магазинчики рукоделия и ювелирные мастерские, где торговали оригинальными драгоценностями, изготавливаемыми тут же. Пройдя мимо белоснежных колонн, я вошла в высокие стеклянные двери и сразу же оказалась в большом круглом зале, где на стенах были развешаны картины, а в витринах стояли серебряные и фарфоровые статуэтки, фигурные часы и позолоченные канделябры. Вещи покойного антиквара действительно были красивыми, старинными и в хорошем состоянии. Осмотрев половину экспозиции, я, наконец, увидела на дальней стене ту картину, написанную маслом. Верхний слой лака потемнел, и потому казалось, что действие на картине происходит вечером. На ней была изображена сумеречная комната, в центре которой располагалась группа людей: обессилено сидящая в кресле молодая женщина в чёрном платье и белом чепце, напротив неё стоял мужчина средних лет с бородой в чёрном камзоле и держал её руку, из которой в подставленную румяной служанкой чашу текла кровь. Слева возле руки женщины на столе лежала стопка книг и ещё одна раскрытая книга. Рядом стоял витой подсвечник с погасшей свечой, а перед ней на белом полотне были аккуратно разложены какие-то металлические инструменты. Справа размещался бордовый балдахин и под ним — постель, покрытая узорчатым покрывалом. На заднем плане виднелось окно, а за ним безмятежный пейзаж, голубое небо, луг и на лугу вокруг столба какие-то люди, которые танцуют парами. Видимо художник изобразил там какой-то народный праздник. Рядом на стене висело выпуклое металлическое зеркало.