— Из перечисленных тобой ты не опознал только фургон, но сказал, что не раз его видел.
— Да. Я не только эту машину помню, многие оседают в памяти. Но фургон выкрашен в небесный цвет. Чисто-голубой. Цельнометаллический, без рекламы на кузове. В такой цвет мою колымагу покрасить бы, да не встречал краску. Очевидно, смесь какая-то. Номер наш. Я имею в виду, что машина зарегистрирована в Санта-Барбаре.
— Шофера не помнишь?
— Нет. Люди в машинах для меня роли не играют. Вот если они останавливаются на заправку и говорят со мной, это другое дело. Но этот фургон никогда не останавливался. Очевидно, в городе заправляется.
— Но в пути-то удобней. В городе не так много колонок.
— Многие фирмы закупают бензин для своих гаражей. Они экономят немало средств на этом. Им не нужно платить за обслуживание. Такие фургоны закупают прачечные, продуктовые базы. Они удобны и вместительны.
— Часто он проезжает здесь?
— Раз или два в неделю. Но всегда возвращается в город.
— После того как «Кадиллак» отъехал от вас, вы видели другие машины, которые шли в Санта-Роуз?
— Ну, за то время, пока я возился с мотоциклом
Рокки. проехал только «Плимут» Рэкса Ломерта. Минут через десять. Он живет неподалеку. Через пару миль — проселочная дорога, и он должен свернуть на нее. У него там небольшая ферма.
— Этот парень. Ты сказал, что его зовут Рокки. Он. случайно, не работает на Хоуксов?
— С мотоциклом?
— Да.
— А как же. Работает. Придурок! Пригнал мне свой самокат в пять часов и говорит: «Сэм, сделай мне тачку, я спешу. В семь заберу, очень нужно!» Я, как осел, уши развесил, сидел, возился с его колымагой. Так этот чертенок явился в двенадцатом часу ночи и разбудил меня. Давай, говорит, ключи.
— Оставил мотоцикл он в пять. А куда направился?
— Поймал попутку в сторону города.
— И вернулся из города?
— Этого я не могу сказать, я же спал. Но выглядел он помято. С подругой поругался, не иначе. Волосы мокрые, потный, сверкает, как его кожаная куртка. Я отдал ему ключи и высказал все, что думал о нем. Болвану скоро тридцать, а ведет себя как мальчишка.
— Ну ладно, приятель, спасибо за беседу. Будет случай, заскочу.
— А вы-то кто будете, что интересуетесь всем?
Я протянул ему деньги. Он сунул их в карман не глядя.
— Из прокуратуры.
— Шутка, да?
— Не похож?
— Ну, те не разговаривают, а гавкают. А вы словно к обеду приглашаете. И потом, ни один коп ни гроша не даст за бензин, а вы…
— Ты прав, Сэм. Это была шутка!
Я включил двигатель и тронулся с места.
2Доктор Уайллер жил на своей вилле но северному шоссе, не доезжая пяти миль до мыса Бич-Гроут — где было найдено тело женщины. От заправки Сэма я добрался до поворота на его дорогу за сорок пять минут. До Бич-Гроут оставалось еще минут десять пути, и в целом дорога займет час. Я не математик, но вижу сплошные арифметические ошибки. Придется вести подсчеты на бумажке, иначе я окончательно собьюсь.
Белый уютный дом доктора Уайллера, выстроенный в колониальном стиле, утопал в зелени сада. Ворота были открыты настежь, и никто меня не встречал. В отличие от Хоукса доктор Уайллер никого не боялся.
Хозяина я застал на стриженой поляне перед домом. Он сидел в плетеном кресле и пил чай. Рядом на столике стояли еще две чашки, кофейник и пепельница.
— Добрый день. Извините за бесцеремонность, с которой я ворвался в частное владение, но мне хотелось бы поговорить с доктором Фрэнком Уайллером.
— Он перед вами, молодой человек. Присаживайтесь. Вот я растянулся здесь и наблюдаю за вами, как вы идете по аллее. Честно скажу, у меня была мысль встать и пожать вам руку, но чертов ревматизм не позволил мне этого сделать.
— Вы уверены, что я из тех, кому следует жать руку?
— Ну конечно. Не считайте меня старым маразматиком. Я сразу догадался, кто ко мне идет. Майк Хоукс мне уже доложил, и я предполагал, что вы захотите со мной повидаться.
Хозяин улыбнулся и указал мне на плетеный стул напротив. Я уселся и стал ждать его первого вопроса. Я понимал, что, пока он не удовлетворит своего любопытства, мне не получить ответ ни на один свой вопрос.
Это был грузный пожилой джентльмен с прекрасной седой шевелюрой, как у дирижера «Метрополитен-опера». Лицо морщинистое, загорелое. Понятно, что этот человек большую часть времени проводит в саду. Но в то же время лицо мягкое, почти женственное. Синие глаза внимательны, колки и ничуть не потускнели с возрастом. Можно добавить, что в них еще сверкали искорки детского озорства.
Старый Уайллер и впрямь был озорником. В пепельнице лежал окурок «Честерфилда» с вишневым отпечатком губной помады. Трудно предположить, что доктор красит губы, и к тому же в руке он держал дымящуюся трубку.
— Я знаю, чем вы занимаетесь, мистер Элжер. Так вас зовут?
— Совершенно верно. Дэн Элжер.
— Даже знаю, чем вы занимались раньше. Могу уделить вам тридцать минут. Учитывая, что ваш визит не был предусмотрен мною, это много, не так ли?
— Не буду терять времени. В день исчезновения Лин Хоукс вы посетили Майка Хоукса и провели с ним вечер. Вас пригласил хозяин дома или это была ваша собственная инициатива?
— Утром мне позвонила Лин. Она попросила меня заехать вечером. Сказала, что Майк будет рад меня видеть.
— Вы получили подтверждение этому от Хоукса?
— Он перезвонил мне через полчаса из больницы и уверял, что рад будет сыграть со мной в шахматы. Мы договорились, что я приеду к восьми часам.
— Вы приехали в восемь?
— Опоздал на пятнадцать минут. Я человек пунктуальный, но случаются непредвиденные помехи. Какой-то местный фермер перегородил мне дорогу телегой. Он застрял, и мне пришлось ждать.
— На проселочной дороге?
— Да. На той, что ведет к усадьбе. Колесо сошло с колеи, и он толкал телегу с сеном, помогая лошади вытащить ее.
— Вы знаете этого фермера?
— Нет. На полях у Ричардсонов работает много сезонных рабочих. Старых я помню, но всех запомнить невозможно. Их сотни, и каждый год новые.
— В котором часу вы подъехали к усадьбе?
— В восемь пятнадцать.
— Вас встретил Хоукс?
— Нет. Гилберт. Он проводил меня в гостиную первого этажа и пошел за Майком. Гилберт сказал, что хозяин прилег отдохнуть.
— Долго вы его ждали?
— Минут пятнадцать, не больше. Майк спустился вниз и извинился, что заставил себя ждать… Вы очень скрупулезно ведете дело, молодой человек.
— Мне бы не хотелось беспокоить вас дважды.
— У меня складывается впечатление, что я вас где-то видел.
— Не исключено.
— Ну конечно! Вы же играли за «Синие стрелы»! Правый крайний?
— У вас хорошая память. Готов обсудить и это, но сейчас у нас мало времени.
— А вы щепетильны! Палец в рот не клади!
— Насколько мне известно, профессор, вы собирались играть в шахматы с Хоуксом. Сколько партий вы сыграли?
— Майк достойный противник. С ним интересно играть, он неординарно мыслит. Но в тог вечер ему не везло. Мы сыграли две партии, и обе он проиграл.
— У него было плохое настроение?
— Да. Из-за Лин. Голова его была забита чем угодно, но не шахматами. Наверняка он рассчитывал, что Лин не решится ехать одна.
— Сколько времени у вас занимает одна партия?
— Партия? Ах, вы о шахматах? Ну, как правило, не больше часа.
— Вы ужинали?
— Нет. Пара коктейлей за доской — и все.
— Вас обслуживал дворецкий?
— Нет. Майк его отпустил. Он сам прекрасно готовит коктейли. Я пил шерри, а Майк предпочитает джин с мартини.
— Итак, вы весь вечер провели за шахматной доской и аперитивом. Прислуга в это время отдыхала. Вы сыграли две партии, и обе проиграл хозяин дома. В котором часу вы уехали?
— Около полуночи.
— Кто вам открыл ворота?
— Майк.
— Вашу машину вы оставили за территорией?
— Обычно все так делают.
— Никого из прислуги вы не встретили по дороге к выездным воротам?
— Джозефа. Он сидел на скамейке у самых ворот. Обычное его место в ночные часы, когда Гилберт уходит спать. Джозеф в шутку себя называет «ночным портье». Так оно и есть.