Предостережение Гилберта на меня не подействовало. Я решил не откладывать встречу с Хоуксом и отправился в знаменитую клинику имени Ричардсона.
Миновав придорожную забегаловку «Белый пингвин», я сбросил скорость. По имеющейся у меня информации от Кита Сойера, следующий поворот налево и будет той дорогой, которая приведет к Центру Ричардсона.
Через четверть мили я заметил боковой рукав с левой стороны. Это не была обычная грунтовая дорога, какие встречаются на шоссе, асфальтированная трасса не уступала по качеству основной магистрали, разве что не выглядела столь широкой. Как и предупреждал меня лейтенант, перед поворотом не было указателей.
Запретный плод слаще! Никогда не сомневался в том, что я выбрал свое ремесло из-за чрезмерного любопытства, а лицензия частного детектива, как ничто другое, давала мне возможность совать свой нос в чужие дела.
Не менее двух миль я проехал, зажатый с двух сторон сосновым бором. На протяжении этого отрезка мне не попалось ни одной встречной машины. Я взглянул на часы. Четверть двенадцатого. Солнце поднималось к зениту. Еще четверть мили, и лес оборвался, дорога вывела меня на плоскую равнину. Бескрайний желтый ковер степи, поросший высокой травой, позолоченной осенью.
Асфальтовая стрела разрезала степь на две части и убегала в бесконечность. Никогда не думал, что в Калифорнии найдется клочок земли, который не был бы использован хваткой рукой фермера или предпринимателя. Хотел бы я взглянуть на владельца этих угодий, если только он не попал в психушку Хоукса.
Всматриваясь в дорогу, я увидел красную ленту на горизонте. Нас разделяло несколько миль, и мне трудно было понять, во что это превратится с близкого расстояния. Я утопил педаль газа в пол, и мотор «Бентли» взревел.
С приближением к ней красная лента росла, она становилась длиннее и выше. Когда наконец дорога оборвалась, я находился уже в стадии шока.
Машина затормозила перед массивными чугунными воротами. Красная лента превратилась в кирпичную стену. Я вышел из машины и осмотрелся. Высота стены превышала сорок футов. Понадобится пирамида из нескольких человек, чтобы заглянуть за этот милый заборчик. К востоку от ворот стена уходила к горизонту, и я не берусь определить ее длину.
К западу от ворот стена простиралась на полсотни ярдов. Не зная боковых ребер сооружения, я могу утверждать, что из кирпича, вложенного в обозреваемый отрезок стены, можно выстроить пару небоскребов.
Ворота в стене были только одни, монолитные, без единой щели. Моя фантазия сработала образно. Если вспомнить огромный стол в доме Дэллы Ричардсон и накрыть его красной скатертью, то картина будет похожей на то, что я видел. К этому надо добавить, что втиснутая в стол канцелярская кнопка будет изображать ворота, а крохотный муравей сможет играть роль детектива Элжера. Своими пирамидами фараоны давили на сознание людей, делая их жалкими и беспомощными перед ЛИЦОМ наместника богов. Чего же добивался создатель этого монумента?
Рядом с воротами в стене находилась стальная дверь е окошечком. Я сел в машину и отогнал ее к обочине. Нетрудно догадаться: если меня и допустят в цитадель, то в стерильном виде. Все, что мне показалось лишним в своих карманах, я оставил в отделении для перчаток.
Возле двери имелся звонок, и я нажал на кнопку. Ни надписей, ни табличек. Окошко открылось. Я видел лишь колкий взгляд хищных глаз, сросшиеся на переносице черные брови и часть смуглого лба.
— Что вам нужно?
— Хороший вопрос. Я пациент доктора Хоукса, мое имя Дэн Элжер. Доложите ему о моем визите.
— Я вас не знаю.
— Меня это радует. Зато меня знает Хоукс.
Окошко захлопнулось. Ждать пришлось довольно долго. Складывалось впечатление, что бдительный страж сел на велосипед и прокатился до противоположной стороны обители.
Наконец щелкнул засов, и дверь распахнулась. Не успел я зайти, как ее захлопнули. В нос ударил запах сырости и плесени, а перед глазами выросла стена мрака. Меня подхватили за руки и прижали носом к кирпичной кладке. Пара здоровенных циклопов обшарила мои карманы. Я не оказывал сопротивления, такое обращение можно было предвидеть.
— Пустой, — гаркнул бас у меня за спиной.
Меня развернули и указали на решетку из трехдюймовых прутьев. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Заскрипел какой-то механизм, и решетка поползла вверх. Когда она поднялась на нужный уровень, я перешел на другую половину камеры. Здесь стоял стол, где, кроме небольшой лампы и телефона, ничего не было. За ним сидел толстомордый и лысый, как бильярдный шар, мордоворот.
Резкий фальцет, режущий ухо, не соответствовал его комплекции. Говорил он быстро и отрывисто.
— Вас проводят к профессору. Не советую отклоняться в сторону. Разговаривать с охраной запрещено. Идите.
Он кивнул влево, где меня поджидали двое ребят в униформе. Лысый нажал на кнопку в ящике стола, и открылась еще одна стальная дверь. В помещение проник солнечный свет.
Первым вышел охранник, вторым я, замыкал конвой еще один громила. На секунду мы остановились. За спиной с лязгом захлопнулась дверь. Замыкающий конвоир приказал:
— Руки за спину и вперед.
Мы тронулись с места. Я немало повидал в своей жизни, но на такое моей фантазии не хватило бы.
Из охранного пункта мы вышли на разводной мост, перекинутый через глубокий ров, заполненный водой. Ров походил на реку с бетонными берегами, которая протекала по периметру кирпичной стены. По другую сторону рва проходил коридор из колючей проволоки высотой в десять футов. Мы перешли мост и, свернув влево, двинулись вдоль проволочного заграждения. В памяти возник случай, когда мне удалось бежать из плена во время войны, но даже косоглазые с их природной хитростью не додумались до такой премудрости. Сбежать из этой крепости практически невозможно. Даже если отсюда убрать всю охрану, то понадобится немало усилий, чтобы разорвать колючий забор, переплыть ров и взобраться на гладкую стену высотой с трехэтажный дом. Ну а потом останется с нее спрыгнуть и разбиться в лепешку. Такая затея не может иметь реального воплощения. Глядя на охранника, идущего впереди, я оценивал его возможности. Помимо хорошей физической формы, у него на поясе висела резиновая дубинка и футляр с наручниками. Вдоль узкой гравиевой дорожки, по которой мы шли, через каждые двенадцать шагов стояли такие же ребята в униформе. Что здесь охранялось с такой тщательностью, мне было непонятно. Кроме охраны, я никого не видел.
По правую руку от меня раскинулось иоле шириной в сотню ярдов, а за ним стояли корпуса с решетками на окнах. Ни одного деревца, ни одной живой души. Корпуса имели шесть этажей в высоту и соединялись между собой коридорами на уровне второго этажа. Монотонное шествие под конвоем начинало раздражать, Это заведение вполне могло соперничать с тюрьмами Сан-Квентин и Алькатрас.
В поле моего зрения попадало четыре корпуса, что было за ними, я видеть не мог. Каждый корпус имел в длину ярдов двести, не меньше. Об этом можно было судить по окнам. Их было пятьдесят в каждом ряду.
Через десять минут пути мы вышли к белому трехэтажному зданию. На окнах этой коробки не было решеток» и выглядела она приличней. Возле подъезда стояло несколько машин, а у дверей висела полированная бронзовая табличка с надписью «Административный корпус».
Мы остановились у входа, и ведущий охранник позвонил в звонок. Дубовая дверь приоткрылась, из нее выглянул человек в белом халате. Он выглядел совершенно обычным человеком, а я уже и не надеялся увидеть здесь простого смертного.
— Элжер к доктору Хоуксу.
— Пусть войдет.
Конвой остался на улице, а я переступил порог конторы. Внутри не было охраны, здесь было чисто и прохладно. Белые стены, белые полы, худощавый парень в белом халате. Он с улыбкой взглянул на меня и тихо сказал:
— Доктор просил провести вас в кабинет, он немного занят, но это не надолго. Следуйте за мной.
Мы поднялись на второй этаж и прошли по широкому коридору, белизну которого оттеняла зеленая ковровая дорожка. Кабинеты располагались по обеим сторонам, и на каждом висела бронзовая табличка. Здесь указывалось только имя, никаких званий и должностей. Когда я занят каким-то делом, все, что мне попадается на глаза, откладывается в памяти автоматически. При необходимости нужная цифра или имя всплывают в памяти. Мозг отрабатывает такие вещи без особого напряжения, и мне не приходится прикладывать усилия, чтобы вспомнить чье-то имя, номер машины или телефона.