— Я знаю, — нерешительно, едва слышно ответила она.
Его желудок сжался. Она знала, но для нее это не имело значения? Никогда еще ничьи слова не оказывали на него такого воздействия.
— Я буду рядом, если тебе понадоблюсь. Только позови. Вообще-то, у меня есть идея получше. Я пришлю Анью к тебе. Она и Люциен воссоединились несколько часов назад. Она присмотрит за тобой.
И если необходимо, заставит поесть. Если кто-то мог убедить кого-то сделать что-то, чего они не хотели делать, то это хитрюга Анья.
— Никуда не уходи.
Лишь закрыв за собой дверь, оставляя Гвен под замком, чтобы она не наткнулась на его друзей, если вдруг решит осмотреться, шпионить или поискать телефон, чтобы звякнуть Ловцам, — она на них не работает, черт побери! — он понял, что вознамерился свести в одном помещении Гарпию и богиню Анархии.
Чудесно. Ему повезет, если он до утра не лишится головы.
Сабин шел по крепости, от стен которой эхом отражались крики боли, доносящиеся из темниц в ее подземельях. Пленников допрашивали. Он тоже должен был оказывать посильную помощь, но сперва ему необходимо было переговорить с Аньей.
Да, он понимал, что пренебрег своими обязанностями ради женщины, но самое малое, что он мог сделать — обеспечить комфорт Гвен, и к тому же это не должно занять много времени. Он уверял себя, что делает это в последний раз. В следующий раз он перво-наперво займется пытками, и к черту Гвен.
Вот, что странно: он чувствовал, что поступает неправильно… оставляя Гвен. Часть его, большая часть, — черт возьми, очень большая часть, — считала, что ему следовало остаться с ней, успокоить ее страхи, уверить в том, что всё будет хорошо.
«Я могу лишь повергнуть женщину в депрессию», — мрачно думал он. В особенности ту женщину, которую ему так не терпелось вновь поцеловать.
Поцелуй в самолете едва не уничтожил его. Он никогда не испытывал ничего настолько удивительно-сладостного и потенциально взрывоопасного. Если бы он ответил на этот поцелуй, то выпустил бы на волю демона. В этом случае, демон Сомнений ранил бы ее разум; в этом он не сомневался. Ее хрупкое душевное равновесие и так уже под угрозой из-за того, что она его боялась. Просто глупо целовать ее еще раз.
И зачем он только усугубил ситуацию тем, что запятнал воспоминания о ее бывшем?
Как низко он пал, сказав ей, что человек, которому она доверяла, не мог быть ей верен? Не имеет значения, что демон вынудил его такое сказать. Хуже всего то, что с каждой минутой решимость демона уничтожить уверенность Гвен в себе, становилась всё сильнее. Может быть, это произошло потому, что она была для него «запретным плодом», и Сабин не уставал приказывать демону держаться от нее подальше.
Хотя спасения от этого не было. Если он выпустит демона, Гвен лишится чувства собственного достоинства. Он уничтожит ее уверенность, а этого Сабин позволить не мог. Ему нужно было сохранить своё оружие. Разумеется, только поэтому он переживал за ее душевное состояние.
Ему просто надо понять, как лучше всего ее использовать. Может быть, он убедит ее присоединиться к Ловцам, а потом она уничтожит их организацию изнутри. Неплохая идея.
Ловцы пользовались этой стратегией тысячелетиями, с успехом уничтожив Бадена. Пора уже использовать их уловки против них самих.
А сможет ли он убедить Гвен сделать это?
Это вопрос не оставлял его. Проходя по крепости, Сабин заметил, что свет проникает через запачканные окна разноцветными лучами, освещая коридор и танцующую в воздухе пыль.
Сабин жил здесь совсем недолго, но даже он понял, что женщины, теперь живущие в крепости, вдохнули в это место жизнь. Их декор прогнал тьму, которую он заметил, впервые прибыв сюда. Мебель выбирала Эшлин. Сабин не слишком разбирался в подобных вещах, но подозревал, что обстановка была не из дешевых, так как она напоминала ему то время, проведенное в Викторианской Англии.
Теперь тут была не только красная мебель, призванная скрыть кровь, проливаемую Рейесом из-за того, что он был вынужден резать себя. Теперь здесь стояла кушетка кремового цвета, кресло, затянутое в розовый бархат, лошадка с карусели, и стол из орехового дерева с мраморной столешницей. Рядом с комнатой Эшлин и Мэддокса теперь находилась детская.
Анья позаботилась о… деталях. В дальнем углу теперь стояла машина с жевательной резинкой, шест для стриптиза ему пришлось обойти, а галерея игровых автоматов Мисс Пэкмэн находилась сбоку у лестницы.
Даника нарисовала портреты, украшающие стены. На одних были изображены ангелы, парящие в небесах, на других — демоны, крадущиеся по полям Преисподней, и каждый портрет был отражением того, что она переживала, будучи Всевидящим Оком. И благодаря этим картинам они узнали больше о демонах внутри себя, и о богах, ныне правящих ими. И, разумеется, между картинами, изображающими рай и ад, также висели «детали» от Аньи. То были портреты обнаженных мужчин. Однажды Сабин попытался снять один из них. На следующий день на этом месте красовался портрет его самого в обнаженном виде. Как богиня нарисовала его так быстро — и так точно — он так и не узнал. Но с тех пор он больше не пытался снять ни один из ее портретов.