Хотя я отлично знаю, что ноксвиллская полиция просто отмахнется. В письме даже нет никаких угроз и каких-либо прямых утверждений. Просто расплывчатые фразы.
– Нет! – резко выпаливает она, как я и предполагала. – Сама разберусь.
Ви слишком много общалась с полицией за свою недолгую жизнь, а в Вулфхантере копы были такими же сволочами, как и преступники – а то и похуже. Она не поверит человеку с жетоном, разве что в совершенно безвыходной ситуации. И, честно говоря, на этот раз подобное обращение было бы совершенно бесполезным.
Ланни берет Ви за руку и сжимает, успокаивая куда эффективнее, чем могла бы сделать я. Ви широко ухмыляется ей и складывает измазанные кетчупом губы, как для поцелуя. Ланни отшатывается.
– Фу! – восклицает моя дочь. – Какая гадость! Нет.
– Определенно нет, – говорю я. – Вытри рот, Ви.
– Ты не моя мама.
– А за стол ко мне ты усаживаешься так, как будто да. Вытри рот.
Она неохотно подчиняется. Ви не любит делать что-либо не по своей воле, и я надеюсь, что когда-нибудь она это перерастет. Может понадобиться еще восемнадцать лет роста, прежде чем Ви обретет какое-нибудь подобие равновесия. Эта девушка мне нравится, я ее уважаю – и даже люблю в некотором смысле, – но отношусь к ней настороженно. Она состоит из сплошных острых углов, ее не обнимешь так, чтобы не пораниться. А я не хочу, чтобы мои дети – и особенно Ланни – поранились.
«Тогда тебе не следовало псевдоудочерять ее», – говорю я себе. Справедливо. Но я не могла просто бросить ее в тот момент, когда она готова была сорваться в штопор саморазрушения. По крайней мере, теперь у нее есть шанс. И кто-то, кто присмотрит за ней.
– Мне нужен ствол, – заявляет Ви. – Для защиты.
«О черт!»
– Не так быстро, – говорю я ей. – Если он тебе нужен, ты должна следовать тем же правилам, что и все в этом доме. Ты должна пройти обучение, и я не имею в виду эти дурацкие сетевые курсы стрельбы. Ты должна ходить в тир и хорошо научиться стрелять, а потом продолжить тренироваться, чтобы поддерживать форму. Понятно?
У меня нет власти заставить ее сделать так; Ви может просто фыркнуть в ответ на мои слова и сделать так, как сама захочет. Но она сидит за моим столом, и я говорю с ней самым строгим своим тоном.
К моему удивлению, это срабатывает; Ви несколько секунд задумчиво жует яичницу, потом произносит:
– Ну, я мало что знаю насчет стволов. Может, и правда кто-то вроде тебя должен сказать мне, что и как надо делать.
– Огнестрельное оружие – для нападения. Оно не сможет защитить тебя. Оно не для того, чтобы хвастаться. Единственное, что оно может – и может это хорошо, – это убить кого-то, кто, как ты считаешь, пытается убить тебя, и не дать ему это сделать. В этом-то и проблема – в суждении. Потому что ты должна быть готова принять это решение за долю секунды, не имея достоверной информации, в ситуации, когда в твоей крови бурлит адреналин, когда ты испугана до смерти.
– Но у тебя есть ствол, и не один, – говорит Ви, к моему удивлению, без всякой враждебности.
– Есть. Потому что я должна защищать детей. И потому что я не романтизирую оружие. Это не средство почесать свое самолюбие, Ви. Это инструмент для убийства, и вред, который оно причиняет, – настоящий и жестокий. Иногда необратимый.
– Знаю, – говорит Ви. И она действительно это знает, она видела уже слишком много подобных вещей. – Но мне кажется, оно нужно мне, миз Проктор. И я хотела бы, чтобы ты помогла мне раздобыть ствол.
Она говорит это без обиняков, и я чувствую пристальный взгляд Ланни, направленный на меня. У Ланни нет пистолета, но она раз в неделю посещает занятия; мы с ней упражняемся вместе. У нее тоже есть хороший шанс.
– Давай договоримся, – обращаюсь я к Ви. – Ты ходишь вместе с нами заниматься в тир, начиная с сегодняшнего вечера. Купишь пистолет только тогда, когда я скажу, что ты к этому готова, то есть когда тебе по всем документам исполнится восемнадцать лет. И когда ты его купишь, продолжишь упражняться. Я проверю. Понятно?
Она кивает и не отвечает, слишком занятая тем, чтобы жевать. Я не уверена, что приняла хорошее решение. Ви Крокетт – личность нестабильная, у нее случаются непредсказуемые пики и спады, прежде она проявляла склонность к причинению вреда себе – посредством таблеток, выпивки и просто безрассудного поведения. Но помимо этого, она уязвима, и это письмо – признак того, что что-то грядет. Тот факт, что этот человек знает, где она живет… тревожит меня.
Сейчас это лучший выбор, какой я могу сделать.
Ви приканчивает свой завтрак, и я предлагаю подвезти ее до ее квартиры, чтобы ей не пришлось идти обратно в этих нелепых тапках. Она соглашается.