Смерть галопом несся сквозь густые черные тучи. Теперь у него тоже было Время. Время его жизни.
Ветром Сдумс вглядывался в темноту.
- Привет, - крикнул он. - Приве-ет! Есть здесь кто-нибудь? Эй!
Издалека донесся какой-то жалкий звук, похожий на свист ветра в конце туннеля.
- Выходи, выходи, кем бы ты ни был, - позвал Сдумс дрожащим от восторга голосом. - Не бойся. Честно говоря, мне самому не терпится умереть.
Он хлопнул в свои призрачные ладони и с натянутым воодушевлением потер их.
- Давай, двигайся. Пора начинать новую жизнь.
Темнота оставалось бесстрастной. У нее не было формы, она не издавала звуков. Это была пустота без формы. Дух Ветром Сдумса подлетел к краю тьмы.
- Проклятье, это еще что за шутки? - покачав головой, пробормотал он. Разве так поступают?
Немножко поболтавшись по округе, дух направился к единственному известному ему дому, потому что больше направиться было некуда. Этот дом он занимал в течение ста тридцати лет. Дом, правда, не ожидал его возвращения и начал сопротивляться. Нужно быть очень настойчивым или очень сильным, чтобы сломить такое сопротивление, но Ветром Сдумс не зря почти целый век был волшебником. Кроме того, это походило на взлом собственного дома, своей старой собственности, где ты жил долгие годы. Кто-кто, а ты всегда знаешь, где неплотно прикрыта твоя метафорическая форточка.
Короче говоря, Ветром Сдумс вернулся в Ветром Сдумса.
Волшебники не верят в богов. Примерно так же, как большинство людей не видят необходимости верить, скажем, в столы. Люди знают, что столы существуют, знают, что существование это оправданно и столы занимают определенное место в хорошо организованной вселенной. Люди просто не видят никакой необходимости в том, чтобы ходить кругами и приговаривать: "О великий стол, без тебя я - ничто". В любом случае, либо боги существуют вне зависимости от того, верите вы в них или нет, - либо они существуют в качестве функции веры. Так что на всякие частности можно не обращать внимания. А хочется преклонить голову - всегда пожалуйста.
Тем не менее в Главном зале Университета стояла часовенка - хоть волшебники и придерживались описанной выше философии, успеха в магическом ремесле ты никогда не достигнешь, если будешь задирать нос перед богами. Пусть даже эти боги существуют лишь в эфирном и метафорическом смысле. Да, волшебники в богов не верят, но им прекрасно известно: в богов верят сами боги.
Сейчас в часовенке лежало тело Ветром Сдумса. Тридцать лет назад во время похорон Благонрава "Веселого Шутника" Сосса произошел крайне неприятный инцидент, и с тех пор Университет постановил: в течение двадцати четырех часов после явления Смерти обеспечивать к телу покойного беспрепятственный доступ всякому желающему.
Тело Ветром Сдумса открыло глаза. Две монеты, придерживавшие веки, со звоном упали на каменный пол.
Скрещенные на груди руки расцепились.
Сдумс поднял голову. Какой идиот положил ему на живот лилию?
Он посмотрел по сторонам. По обе стороны от его лица стояли свечи.
Он приподнял голову.
Еще две свечи стояли в ногах.
"Спасибо тебе, старина Сосс, - с благодарностью подумал Сдумс. - Если бы не ты, обсматривал бы я сейчас изнутри дешевый сосновый гроб".
"Самое смешное, - подумал он потом, - что я очень ясно и четко соображаю. Здорово!"
Сдумс лежал и ощущал, как дух заполняет тело, словно сверкающий расплавленный металл вливается в пустую форму. Раскаленные добела мысли обожгли темную пустоту мозга и заставили ленивые нейроны пошевеливаться.
"Никогда себя так не чувствовал. Даже когда был живым.
Но я не мертв.
Не совсем живой и не совсем мертвый.
Типа неживой.
Или немертвый. Неужели я превратился в умертвие?
О боги..."
Он принял вертикальное положение. Мышцы, которые последние семьдесят или восемьдесят лет наотрез отказывались работать, переключились на ускоренную передачу. Впервые за всю жизнь (тут же поправившись, Сдумс решил называть это "периодом существования") тело Ветром Сдумса целиком и полностью подчинялось своему хозяину. Дух Ветром Сдумса не собирался церемониться с какой-то там грудой мышц.
Тело встало. Коленные суставы попытались было воспротивиться, но шансов отразить стремительную атаку силы воли у них было не больше, чем у больного комара, попробовавшего сразиться с газовой горелкой.
Дверь в часовню была заперта, но Сдумс быстро понял, что малейшего усилия вполне хватит, чтобы выдрать из дерева замок и оставить рельефные отпечатки пальцев на металлической дверной ручке.
- О боги, - еще раз пробормотал он.
Он направил свое тело в коридор. Звон столовых приборов и приглушенные голоса предполагали, что неподалеку свершается один из четырех ежедневных приемов пищи, которые так свято чтились в Университете.
"Интересно, разрешается ли тебе есть, если ты мертвый? - задумался Сдумс. - Скорее всего нет".
Кстати, а способен ли он есть? Дело не в том, что он еще не успел проголодаться. Просто... его мозг функционировал, а ходьба, всякого рода движения - это всего лишь сокращение определенных мышц... Но как работает желудок?
Сдумс вдруг стал понимать, что мозг может думать себе все что угодно, но человеческое тело ему не подвластно. На самом деле оно управляется множеством сложных автоматических систем, которые жужжат и пощелкивают. Настройка тела столь точна, что ощущаешь ее, только когда что-нибудь выходит из строя.
Удобно устроившись в зале управления, который располагался в черепной коробке, Сдумс принялся исследовать свое тело. Бесшумная химическая фабрика печени привела его в отчаяние - примерно так же смотрел бы изготовитель байдарки на компьютерный пульт управления супертанкера. А ведь ему еще предстоит овладеть почечным контролем. Ну а селезенка? Что вообще это такое? И как заставить ее работать?
Сердце его упало.
Кстати, сердце...
- О боги... - в который раз пробормотал Сдумс и прислонился к стене.
Оно-то как работает? Он обследовал наиболее перспективные нервы. Что там нужно... систолические... или диастолические... систолические... или диастолические?.. А еще легкие...
Подобно жонглеру, вращающему восемнадцать тарелок одновременно, подобно человеку, пытающемуся запрограммировать видеомагнитофон по инструкции, переведенной с японского на голландский корейским сборщиком риса, - подобно человеку, впервые в жизни узнающему, что такое полный самоконтроль, Ветром Сдумс нетвердой походкой двинулся вперед.