– С кем, Глинда? С кем пытался торговаться Лео? Зачем ты была им нужна? У меня есть… друзья, которые смогут помочь нам.
Медленно, словно в ужасной печали, Глинда покачала головой:
– Нет, милочка. Я же сказала, слишком поздно. Я больше не нужна им. Мы им больше не нужны.
Она осторожно высвободила пальцы из ладоней Дейдры, затем прижала их к животу. Только тогда Дейдра заметила едва заметную опухоль на ее тонкой талии.
Глинда вздохнула:
– Арион сказал мне сегодня вечером.
– Арион?
– Привратник. Все перешептываются об этом. Никто не знает, как, но они нашли себе чистокровку. Никто из нас им больше не нужен.
Дейдра пыталась осмыслить ее слова.
– Я не понимаю тебя, Глинда. Пожалуйста, помоги мне.
Глинда больше не смотрела на нее. Вместо этого она взирала на что-то поверх головы Дейдры. Тень задумчивости опустилась на ее лицо, словно умиротворение перед сном.
– Она так прекрасна, – пробормотала Глинда. – Так прекрасна и так чиста. Если бы только я могла быть похожа на нее.
Дейдра повернулась и вытянула шею, и наконец поняла.
Ну конечно же, «Сдавайся, Дороти». Откуда же еще они могли взять это имя?
На ближайшем телевизионном экране воспроизводилась сцена в живых насыщенных тонах: красные, зеленые, желтые и голубые – все такие буйные и сочные, какими они были большую часть века тому назад, когда впервые разоблачили скучный черно-белый мир. Дороти Гейл стояла перед разрушенным фермерским домом, окруженная маленькими детками, а навстречу ей двигался пузырек света. Он переливался и увеличивался в размерах, пока наконец не превратился в женщину, одетую в просвечивающиеся мерцающие белые одежды.
Дейдра повернулась к Глинде:
– Еще не поздно. Ты можешь пойти со мной… с нами. Кем бы ни были те, кто хотел забрать тебя, если ты им больше не нужна, они отпустят тебя.
– Ты ошибаешься, милая. Они никого не отпускают.
Глаза Глинды наполнились спокойствием, и это взбесило
Дейдру. Нельзя сдаваться без боя. Она открыла было рот, но Глинда покачала головой, и Дейдра внезапно почувствовала, что слова покинули ее. Она двигала языком, однако не могла произнести ни звука.
– Тише, милая. Все в порядке. – Голос Глинды лился, как прохладная вода. – Ты пришла за мной, и только это имеет значение. Иногда просто желая помочь кому-то, ты помогаешь.
Дейдра покачала головой и ощутила на щеках теплую влагу слез.
– Послушай, дорогая. – Глинда стянула с тонкого пальца серебряное кольцо, затем вложила его в руку Дейдры. – Это досталось мне от матери. Я не… не смогу передать это своей дочери. Сохрани его, чтобы мы жили вечно. По крайней мере еще немного.
Нет, пыталась крикнуть Дейдра. Мне оно не нужно. Но сомкнула ладонь, и кольцо осталось у нее. Глинда наклонилась вперед и в глубоком, томительном поцелуе прижала свои лиловые губы к губам Дейдры.
Дейдра от изумления широко раскрыла глаза, поскольку в тот момент мрачный ночной клуб вокруг нее исчез. Вместо этого они с Глиндой сидели на плоском, покрытом мхом камне посреди туманной лесной поляны, куда сквозь серебряные деревья пробивались, словно призраки, лучи лунного света. Единственной музыкой был звук падающей на отполированные камни воды. Повсюду, словно паутинки, по воздуху проплывали крохотные существа с безобразными лицами, взмахивая крыльями, как у бабочек.
Дейдра отстранилась от поцелуя Глинды:
– Где?..
Но в тот момент лес исчез, на его месте снова оказался ночной клуб и пульсирующий ритм электронной музыки.
Глинда свернулась на кушетке, втянув длинные конечности, пока не превратилась в совсем маленькую девочку. Дейдра хотела потянуться к ней, но ее остановила чья-то короткая рука.
– Они идут, – проговорил Арион. – Вам нужно уходить.
Дейдра, не в силах ничего ответить, покачала головой.
Привратник потянул ее за руку.
– Елки-палки, пошли же! Если они найдут тебя здесь, то прольют твою кровь. В их сердцах нет любви к людям вроде тебя… если у них вообще есть сердца.
Дейдра, спотыкаясь, поднялась на ноги. Привратник потянул ее за собой в глубину ночного клуба. Дейдра оглянулась, но диван был уже пуст, если не считать лежащего на диванной подушке одинокого ивового прута, на котором дрожали два серебряно-зеленых листа.
Арион дернул ее за руку, и Дейдра, снова споткнувшись, прошла сквозь отверстие в стене. Вместе со звуком закрывающейся двери стихла пульсирующая музыка. Один за другим ей в уши хлынули звуки ночного Лондона: смех, какие-то шаги, отдаленный рев сирены. Она стояла на краю опустевшей дорожки под мерцающим оранжевым туманом одинокого фонаря. Наконец она повернулась и лишь слегка удивилась, увидев за собой пустую кирпичную стену.
24
Доктор Рохан Чандра, ординатор, четыре года проработавший в. Денверском мемориальном госпитале, специалист по краниальной неврологии и автор пяти научных трудов, касающихся причин, последствий и возвращения из долговременных коматозных состояний, о чем-то забыл.
Он стоял перед шкафчиком в ординаторской довольно замерзший, поскольку успел лишь наполовину натянуть пальто на свое стройное, хорошо сложенное тело. Коллеги по работе в больнице нередко обнаруживали его в подобных позах: то он забывал в руке ручку и карту больного, то вилка со столовской едой застывала между ртом и тарелкой. В такие минуты глаза Чандры отчужденно глядели вдаль, рот был в задумчивости, открыт, а тело неподвижно, как многорукая статуя Кришны.
Дома жена Дэви привыкла к этой его привычке. Их брак был договорным, искусно, заботливо и внимательно создан их родителями, живущими в Индии, хотя оба – и Рохан, и Дэви – приехали в Соединенные Штаты для обучения. Поскольку их союз организовали, молодым людям пришлось трудиться, чтобы обнаружить любовь. И когда они действительно нашли ее, словно цветок, который они никогда не замечали, расцвел между ними, это чувство оказалось намного таинственнее, могущественнее и намного слаще.
Дэви работала инженером-электриком в фирме, производящей компьютерные микросхемы, и хотя последние месяцы оставалась дома, чтобы заботиться об их новорожденном сыне Махеше, привыкла выражаться на языке схем и транзисторов.
– Ты упреждающе многоцелевой, – однажды сказала она Рохану.
Это произошло после того, как она застала его в ванной в одних трусах, с торчащей изо рта зубной щеткой. Рохан глазел в пустоту, зубная паста пузырилась и пеной стекала по подбородку. После того как он очнулся от забытья – а она знала, что мужа ни в коем случае нельзя беспокоить, пока он не придет в себя сам, – сразу же принялся неистово записывать свои идеи на бумагу. Это и привело к тому, что его труд опубликовали в «Журнале Американской медицинской ассоциации».
Она кивнула:
– Это имеет смысл. Ты затрачиваешь меньше циклов работы процессора на незначительные задачи вроде чистки зубов, чтобы направить больше мощности на выполнение более весомых и глубоких с точки зрения вычислительных процессов подсчетов.
– Я тоже люблю тебя, дорогая, – ответил он.
Затем с чувством поцеловал Дэви пенными губами и оживился, когда ее простой домашний халат соскользнул на пол. Ровно через сорок недель – а Дэви гордилась своей способностью к точным расчетам – родился Махеш, коричневый, кричащий и просто совершенный ребенок.
Глаза Чандры нервно закрылись, затем снова открылись, и он понял, о чем забыл. Он сбросил пальто и повесил его обратно в шкафчик. Дэви ждала его дома, и он очень хотел поиграть с маленьким Махешем, покачать этот компактный живой сверток на животе, подбросить его в воздух, поймать и поцеловать, словно живое сокровище. Но представилась хорошая возможность, что неопознанный пациент из палаты СА-423 станет кандидатом для его нового исследования, и Чандра сегодня хотел осмотреть коматозного больного еще раз, только вот до этого момента был очень занят.