— Ты там крылья увидела?
— Что? Какие еще крылья? — Итак распахнутые глаза Ксюши открылись еще шире, хотя казалось, что уже некуда.
— Ну белые такие, с перьями. Я же ангел во плоти, просто раньше скрывал это от тебя, человеческий детеныш — последние слова произнес нараспев, как разговаривали ангелы в моем представлении. Девушка фыркнула и потыкала в мою спину пальцем, отчего я зажмурился, но на удивление больно не было.
— Человеческий детеныш- это из Маугли вообще-то, при чем здесь ангелы — кажется, ребенок взрослеет и начинает понимать юмор. — У тебя, ангелок, на спине только шрамы и никаких ран. И шрамы эти, как минимум, недельной давности, а то и больше. Ничего не хочешь мне рассказать?
Тут уже у меня глаза округлились. Какие шрамы, абсолютно точно вчера еще там было разбито до мяса, а может, и до ребер. Надо проверить, потому что пока сам не увижу — не поверю. Достал телефон, так и лежавший во внутреннем кармане куртки, включил его и попросил Ксюшу снять все на камеру. Та все сделала и уже через минуту я любовался собственной отнюдь не широкой спиной. На которой и в самом деле были заметны покрывшиеся коркой клейма с рунами и бугристые шрамы, протянувшиеся от шеи до самой пятой точки. Они густо покрывали всю спину, но при этом они никак не могли быть вчерашними, я бы сказал, что они даже не недельной давности, а побольше — уже и кожей покрылись, не видно ни одной открытой ранки. И это вызывает сильное недоумение и подспудную тревогу. Недоумение — понятно почему, так не бывает, я же не ящерица какая и даже не Росомаха из замечательного американского фильма. А тревогу — потому что все непонятное меня всегда настораживает, особенно, если это касается меня. А еще и потому, что в раны мне добрые деревенские жители сыпали что попало, вроде земли, и терзают меня смутные сомнения, что это безвредно. И если заросло прям поверх оставшейся в ранах дряни, то как это скажется на мне? По видео не видно нагноений никаких, хвала всевышнему, но надо бы быть поосторожнее и смотреть за своим состоянием.
Я покачал головой и спрятал телефон в карман. Надел куртку назад и потрепал улегшуюся рядом Ксюшу по голове:
— Сеньорита, мне нечего вам ответить, я сам в полнейшем ах… недоумении. Оставим пока этот вопрос открытым, а лично я буду тихонько радоваться, и самочувствию, и экономии тех же бинтов. Ты как себя чувствуешь? — Чудовищным усилием воли я подавил зевок.
Ксюша пожала плечами:
— Хорошо чувствую, а что? Не должна?
— Понятия не имею, что ты кому должна, но вот я очень сильно хочу спать. Поэтому предлагаю тебе пока остаться на дежурстве, а я покемарю часика четыре, справишься?
— Не поняла, справлюсь с чем? Что за дежурство? — Девушка нахмурила брови.
— В первую очередь, тебе надо справиться в борьбе со сном. Ближайшие четыре часа лежишь здесь, никуда не ходишь, услышишь или увидишь что-то подозрительное — будишь меня, хорошо? Если почувствуешь, что засыпаешь — тоже буди. Если уснешь на дежурстве, я… — И задумался, сходу не придумав что я ей могу сделать. Ну не душить же ее… — То могут приехать твои братья по вере и снова захомутают и тебя, и меня. Поэтому делай, что хочешь, но не спи, лады?
— А почему вставать нельзя? А вдруг я по маленькому захочу? — Она продолжила забивать гвозди в крышку гроба моей психики.
— Потому что пока ты лежишь, тебя не видно, а встаешь — начинаешь выделяться на фоне нашей полянки, если смотреть со стороны леса. А как пойдешь куда-то, то с любой стороны тебя спалят, горизонтальное движение в лесу очень даже хорошо различается! — Терпеливо пояснял я, уже не скрывая зевоту — Если есть позывы — иди сейчас, пока я не в мире грез и пока рядом никого нет наверняка. Но все же пригнись, как встанешь, учись не отсвечивать по лесу.
— И все же, Кирилл, кто ты? Откуда все это знаешь? — Ксюша вернулась на уже прошедшую тему.
— Рыба я, сказал же. Ксюха, я родился в деревне посреди тайги, там каждый новорожденный все это знает еще в роддоме — я отмахнулся и уставился в сторону дороги, по которой мы сюда приехали, всем видом показывая, что тема закрыта.
— Ага, и у каждого новорожденного из этой твоей Бугульмы полная сумка автоматов и пистолетов валяется — пробурчала Ксюша, но все же встала и, пригнувшись, направилась в лес.
— Но-но, попрошу не оскорблять родные места. Не Бугульма, а Богучаны! — Негромко сказал я в спину девушке, на что она уже никак не отреагировала.
***
Я совсем не понимаю, как мыслят Феоктист и Ко. Может, это то пойло так действует? У них сбежали двое людей, которые много чего видели и слышали, а эти олухи даже никак охрану не усилили. По пространству между домов и лесом ходил один человек, не было ни секретов на подходах, ни еще каких мер безопасности. Возможно, конечно, что кто-то затихарился с той стороны поляны, на дереве, например, но это глупо — расстояние от леса до домов смешное, метров тридцать, если его пройти незамеченным, то для предполагаемого стрелка из-за домов мы попадем в мертвую зону.
Наблюдал я уже второй час и пока только удивлялся беспечности язычников. Сюда добирались долго, еще при свете выехали, немного не доехав до поворота к деревушке загнал машину в лес и как мог замаскировал и ее саму, и следы съезда. А потом бодрым маршем направился в сторону поселения по лесу. Однако далеко не ушел, был остановлен писком секретарши — она с ошалелыми глазами бежала за мной. Я про себя выматерился, но остановился, дожидаясь.
— Что случилось, дитя анархии?
Ксюша подбежала ко мне и слегка задыхающимся от бега голосом выпалила:
— Кирилл, мне одной страшно оставаться! Тут же лес, темно, вдруг…
— Так сиди в машине, хрен кто тебя там достанет. Не отсвечивай зря, ложись спать и все, утром я уже вернусь — раздраженно ответил я. Время еще не поджимало, в гости я собирался только под утро, но хотелось дойти до деревни еще до темноты.
— В машине кажется, что кто-то ходит вокруг! И в ней ничего не видно, потому что ты ее завалил ветками, а от этого еще страшнее становится! — Девушка потихоньку переходила на ультразвук, все повышая тональность.
— Не пищи, как комар! — Буркнул я. — Что ты хочешь? Со мной пойти? Я пойду быстро и по лесу, ты ж через километр сдохнешь — увидел, как она вскинула глаза, и поправился — фигурально, дыхалка в смысле. Да и я туда не чаи гонять иду, ты уверена, что хочешь это все видеть?
— Не хочу! Но здесь сидеть еще страшнее! Я лучше тебя там на опушке где-нибудь подожду! И не сдохну, я раньше легкой атлетикой занималась!
— Ага, а вот там-то, даже без машины, тебе не страшно будет? Или тебя под сенью лесов твой Даждьбог прикрывает? — Невесело пошутил я, проигнорировав фразу про атлетику. Это же вообще разное…
Спустя минут пять разговоров и убеждений, она все же направилась за мной. И, в общем, почти не замедлила темпов моего движения, лишь раз попросив остановиться, хотя, ради справедливости — она шла по прямой, а я метался по широкой синусоиде в поисках удаленных постов, правда, безуспешно. Но привычка брать на все время с запасом сработала на пользу и сейчас — добрались засветло и до темноты я даже успел обойти деревню кругом, петлями прошмыгнув по самым опасным на мой взгляд местам. И никого не нашел, отчего до сих пор пребывал в недоумении. Потом засел в лесочке у окраины, в точке с удобным обзором на всю деревушку, пристроил тут же Ксюшу и занимался наблюдением. Дело это было чудовищно скучное — после наступления темноты жизнь в поселение замерла, лишь бродил один сторож, нагло нарушая все правила устава гарнизонно-караульной службы — он постоянно курил, отходил в лес для справления нужды (чем ему не угодил туалет непонятно, но, наверное, так романтичней), иногда усаживался на табуретку около моей бывшей темницы, а около двух часов ночи и вовсе сходил в дом и вышел оттуда с подносом еды, устроив себе пикник на природе. Причем, сделал это буквально в сорока шагах от нашего лежбища, на самой опушке. Был сильнейший соблазн убрать его уже сейчас, но я себя остановил — и рано еще, может, у них проверка как раз посреди дежурства, и шуметь не хотелось. Тот же хлопок из ПСС вполне могут услышать в доме, если кого мучает бессонница, нож кидать — без гарантий, а подойти по лесу не хрустнув веткой — это не ко мне, я ж не Винни Ту, вождь апачей. Поэтому так и сидел, носом втягивая очень аппетитный запах жареной картошки.