— Папка молодец, папка свежего мяса добыл — похвалил я себя, радуясь, что с первого выстрела хорошо попал. Глухари очень крепки на рану, могут еще полчаса потом кружить по лесу, а мне этого совсем не хотелось.
Шустро добежал до места падения и подобрал птицу — здоровую, килограмма на четыре веса. Вернулся назад, подобрал рюкзак, а глухаря отдал Ксюше.
— Неси, лесная дива, будет нам свежатинка сегодня.
Она брезгливо подняла тушку за ноги, скривилась, но молча пошла за мной. Растет ребенок, приятно посмотреть прям. Ну, или устала тоже. А раньше бы точно не промолчала.
До темноты успели пройти еще с километр, пока не дошли до места, где дорога резко сворачивала влево. Отошли подальше, я высмотрел небольшую прогалину в стороне и занялся устройством ночлега. Нарубил лапника, соорудил из него шалаш под ветками разлапистой ели, на землю накидал еще еловых веток, сверху накрыв сосновыми, чтобы не так кололось. Не бог весть что, но переночевать можно, все лучше, чем под открытым небом. Еще хорошо, что зима не пожаловала раньше времени, а то совсем грустно было бы… Затем посадил Ксюшу разделывать добычу, а сам выкопал неглубокую ямку под костер — хоть мы никого и не встретили за весь день, но не хотелось бы этого и в дальнейшем. А по темноте огонь виден за несколько километров. Я бы и вообще от костра отказался, но запасы надо было экономить, а жрать птицу сырой я был пока не готов.
Наспех пожарил кое-как ощипанного глухаря, продев через него толстую ветку, и объявил отбой. На сон я отвел десять часов. Было бы здорово, если бы целиком, но спать обоим было страшновато, поэтому разбил ночь на две части. Как раз солнце встает около восьми часов, а сейчас десять вечера и уже ночь, по пять часов на нос будет достаточно. Да и на улице как-никак октябрь, особо не разоспишься. Первой спать отправил Ксюшу — ее поход вымотал гораздо больше, чем меня, так что сомневаюсь, что она бы не уснула на посту.
Когда девушка забралась в шалаш и засопела, я поднялся на ноги, отошел в сторону и отвернулся от почти потухших углей. Если кто и появится — нечего сидеть на свету и зрение приучать к нему. Присел, облокотившись на дерево, но понял, что глаза слипаются и подскочил — хорош буду караульный, только заступил на дежурство, а уже спит! Начал нарезать круги вокруг полянки, иногда поливая себе лицо холоднющей водой из фляжки. Когда подошло время, отправился будить Ксюшу, но она так мило сопела и хныкала во сне, что рука не поднялась. В итоге дал ей поспать еще, а когда через час уже понял, что сон меня одолевает, безжалостно растормошил девчонку.
Та подскочила, как ужаленная, и завертела головой, явно не отойдя еще от сна. Потом все же сообразила и тут же заныла:
— Я же только легла! Ты меня рано разбудил!
Я не стал реагировать на такой наглый поклеп, залез внутрь и протянул часы.
— В половину восьмого буди меня, позавтракаем и отправимся дальше — начал я инструктаж. — Не вздумай спать, мало ли кого вынесет к нам. На месте не сиди, уснешь, лучше ходи все время. Да и теплее так будет, на улице холодает. Если будешь засыпать — умывайся, вода во фляжке хорошо бодрит, только всю не вылей за раз. Все поняла?
— Может, костер развести? И погреться можно будет, и звери, вроде как, боятся огня.
— Нет. Возле маленького не согреешься, а большой будет видно издалека. Да и запах костра можно учуять с приличного расстояния. А нам гостей не надо совсем. Зверей можешь не бояться, сейчас никто к человеку не подойдет, даже если тут и есть кто. Если только собаки одичавшие могли бы, но я о таких здесь не слышал, да и они сытые. Осенняя тайга — она дружелюбная, если сам не дурак. И самое главное — внимательно слушай. Ночью слуху больше веры, чем глазам.
Девушка, наконец, вылезла на свежий воздух, поежилась и обернулась:
— Вас поняла, сэр, — она дурашливо приложила руку к голове и отсалютовала — рядовая Глебова к несению службы готова!
Я тяжело вздохнул, но промолчал. Закутался поплотнее в куртку, накинул капюшон и, по-моему, уснул раньше, чем принял горизонтальное положение.
Проснулся я от того, что очень замерз. На улице было еще темно, но дальше спать было невозможно, и я с кряхтением полез наружу. Ксюша тут же подошла, поинтересовалась:
— Ты чего проснулся? Рано же еще.
— Выспался — проворчал я, постукивая зубами. — Труба зовет в путь, спать не могу, как рвусь. Как дежурство?
Девушка развела руками:
— Да никак, тишина и пустота. Лучше бы спала дальше…
Я хотел побубнить, что она успела хоть шесть часов поспать, в отличии от меня, но не стал — сам же пожалел, так что нечего тут разводить. Вместо этого пошел собирать хворост, горячий чай мне сейчас был необходим. Да и поесть надо, хоть я и не ел по утрам раньше, до начала всей этой свистопляски. Но сейчас не до капризов — до обеда точно будем идти без больших привалов, а организму калории нужны.
На улице сильно похолодало. Еще вчера точно была плюсовая температура, а сейчас явно упало градусов до минус пяти, а то и ниже. Пока ходил и собирал сухие ветки, чуть согрелся и натолкнулся на родничок, бьющий из-под дерева и почти сразу теряющийся в кустах. Тихо порадовался — можно и запас воды пополнить, и чаю вдоволь напиться. Тут же рядом обнаружились заросли черники, уже изрядно подвядшие и без ягод, но нарвал листьев — все на пользу. И тонизируют они неплохо.
Вернулся к месту ночевки, развел небольшой костер и поставил греться воду в котелке. Тут же рядом приземлилась секретарша, протянув к огню свои маленькие лапки.
— Рядовая Глебова, ваш караул не окончен вообще-то — проворчал я в ее сторону. — Шагом марш на пост. Ночь еще на дворе.
— Садист! Дай руки погреть! Никого всю ночь не было, а вот именно сейчас появятся, думаешь?
— Именно так я и думаю — не смутился я. — Сейчас у нас костер, могут увидеть или учуять и пожаловать в гости. А мы тут сидим оба на свету, стреляй издалека. Так что шуруй давай. И на костер не смотри, ни черта потом в темноте не увидишь.
— Ты садист и параноик — подытожила Ксюша, но встала и пошла от костра.
Потом я подогрел остатки вчерашнего глухаря, оперативно перекусил и пригласил девушку на завтрак, а сам отправился гулять по полянке и слушать. Она все еще дулась, но ни от еды, ни от чая не отказалась, даже сказала «спасибо». А потом я потушил костер, собрал наши небогатые пожитки и мы пошли дальше. Тот поворот, до которого мы дошли перед ночевкой, уходил влево, и мог вести как к деревне, так и к трассе, но мне бы подошли оба варианта — в обоих местах наверняка можно разжиться транспортом. Второй раз ночевать в лесу меня совсем не прельщало. Некстати вспомнил, что так и не узнал у Феоктиста дорогу до Ояша, и скрипнул зубами. Конечно, он мог и приврать, что знает этот путь, но я должен был спросить. И даже то, что я торопился — не отмазка, выделил бы несколько минут на экспресс-допрос. Но что сделано — то сделано, фарш назад не провернешь. В конце концов, тут не Эвенкия и не Якутия, тут все же поселков вокруг хватает, куда-нибудь да выйдем.
Если не считать похолодания, то сегодняшний день почти ничем не отличался от предыдущего. Пообедали тушенкой на берегу маленькой речушки, набрали во фляжки свежей воды и пошли дальше. Никакой более-менее вменяемой добычи не попадалось, что меня изрядно нервировало. Но ближе к вечеру на глаза попался свежий помет барсука и вот тут я насторожился. Барсук — это не только подлая скотина, которая очень любит покопаться в чужих вещах, если набредет на лагерь людей в их отсутствие, но и вкусное мясо и очень полезный жир. А еще он далеко не отходит обычно от своей берлоги, и если он тут наследил — то, скорее всего, нора его где-то рядом.