— Да что вы все какими-то недомолвками и полутонами разговариваете! Где он служил? Что за гадские такие тайные войска? — Неожиданно вскинулась Ксюша, чем вызвала полные изумления взгляды у всех нас. Даже барменша высунула любопытный нос, но увидела Фоменко за нашим столом и тут же скрылась. А больше никого и не было, благо, будни.
— Хммм… — Полковник прочистил горло. — Гражданочка, вы уж простите, я знать не знал, что у вас тут какие-то секреты, мой орангутан доложил, что Кирилл вам доверяет.
— Орангутан? — Секретарша распахнула глазищи.
— Ну вот этот же, который одноклеточный и бесполезный. — Фоменко снова кивнул на Папая — но хоть безвредный почти, только жрет, как лошадь.
— Да за что вы так его — Неожиданно вступилась Ксюша. — Нормальный же он. Почти. Вроде…
— Вот то-то и оно, что “почти”, “вроде” и еще “изредка”. То есть, почти никогда.
— Так кто-нибудь мне расскажет, чем таким занимался мой… попутчик? Сам он только завтраками кормит, ваш этот…. орангутан одноклеточный, тоже мне зубы заговаривал, да увиливал. — О как. Это когда? Неужто, пока я спал? — А мне с ним, вообще-то, еще чертову кучу километров ехать вдвоем!
— Хмм… — Снова кашлянул полковник, явно сбившись с настроя — ну я как-то и не знаю почти ничего.
— Все, хорош комедию ломать. Ксюш, я был наемником, в Вагнерах, наша частная военная компания, которая как бы есть, а официально как бы почти и нет. И вообще у нас наемничество запрещено. Поэтому не афиширую. Было настолько давно, что уже почти и неправда. И баста. Все, устроит тебя такой ответ? А теперь давай выслушаем товарища Олега Петровича, чует мое сердце, что он не просто языками почесать к нам присел…
Само собой, полковник пришел не просто так. Он еще раз заверил меня в практически вечной и нерушимой дружбе, с какого-то непонятного перепугу — и в такой же нерушимой нелюбви к гэбистам, и во вторую часть я поверил легче. А потом все же поинтересовался причинами, по которым он решил поделиться со мной этими наблюдениями. На что полковник поведал, что их часть сильно нуждается в опытных боевых кадрах, ибо все понимают, что времена грядут страшноватые и кровавые, даже если вдруг все зомби решат вымереть или замерзнуть. Это у них один ученый такую идею выдвинул, мол — сердце у них не работает, соответственно, кровь по телу не разгоняется, и от этого они, подобно хладнокровным гадам, зимой активность поумерят. Вот только даже я, со своим совсем небогатым опытом общения с мертвяками, заметил, что у них кровь вообще почти не льется, даже из серьезных ран. Достаточно вспомнить того урода у дачи Володи, ему тогда и морозец не мешал, и крови не было почти.
Ну да не суть. Так вот, даже если случится чудо и зомби куда-то все денутся, все понимали, что спокойной жизни больше не видать. Слишком много всякого успело произойти и теперь хорошая часть людей не захочет жить, как раньше. Как оказалось, совсем недалеко, на севере Кемеровской области, кто-то успел в первые дни ахтунга под шумок взять штурмом одну из старых кадрированных частей. И хоть и была она артиллерийской и почти забыта благословенным МО* настолько, что самым свежим орудием там была древняя “Гвоздика” аж семьдесят четвертого года, но вот всякого стрелкового там, согласно положенной численности на момент развертывания, было на полноценную бригаду. Что самое интересное — все окружающие части узнали об этом постфактум, хотя с первых дней звиздеца какую-то связь поддерживали. И местное руководство это списало на разбежавшихся зэков, хотя вообще-то даты не сходились. Но, в любом случае, меры безопасности все усилили.
Вот на фоне всего этого и для сохранения гражданского населения, кое обещал защищать по мере сил, полковник и решил всячески укреплять боевую составляющую новообразованного государства. Причем, как я понял, не особо ставя в известность высшее начальство — вообще, складывалось ощущение, что местный командир какой-то немного блаженный, что ли. Все еще верил, что вот-вот прилетит кто-то серьезный из Москвы и снимет с него тяжкое бремя принятия решений. Ну или хотя бы приказ какой. Поэтому Фоменко потихоньку создавал гвардию, частично чуть ли не лично муштруя самых перспективных бойцов, частично набирая новых. А уж всех с боевым опытом греб, не глядя. В какой-то момент и вовсе показалось, что седовласый полковник все это делает лично для себя — то ли хочет сместить нынешнее командование, то ли просто планирует свободное плавание. Сквозило что-то эдакое, двусмысленное во многих формулировках. Но не уверен, может, это моя паранойя опять.
На мой мгновенный отказ вставать опять в ряды какого бы то ни было войска, Фоменко мягко улыбнулся и попросил не давать ответ сейчас, а подумать хотя бы до утра. И начал сыпать сладкими обещаниями. Причем, в самом деле было достаточно сладко — обеспечение собственным и качественным жильем, полное содержание вместе с семьей (тут он посмотрел на Ксюшу, и у той что-то очень непонятное загорелось в глазах), сумасшедший карьерный рост — начиная с лейтенанта сразу и в перспективе капитан через полгода максимум, и, что зацепило больше всего — выделение боевой группы на броне на дорогу до Красноярска и обратно. С понятной целью — привезти сюда кого надо. Заикнулся даже про самолет, благо успели их собрать на местных аэродромах, но вот тут было без гарантий — и сбить могли (причем, вроде как, уже был такой случай, как раз на севере Кемеровской области, где обнесли артиллерийскую часть), и не факт, что получится приземлиться в Красноярске, ибо что там происходит в аэропорту и аэродроме никто не знал. А прыгать с парашютом в замертвяченный город я почему-то не хотел.
Тут я призадумался. И думал долго, даже когда полковник с Папаем ушли, оплатив и наш счет, я продолжал сидеть и крутить в руках уже теплое и еще более отвратительное пиво. Ксюша что-то жужжала под ухом, но я лишь отмахнулся. Вставать опять под ружье совсем не хотелось, до зубовного скрежета. Ведь там в чем самая соль, которая бесила меня всегда — приказ командира не обсуждается и точка. А я повидал очень разных командиров, уж поверьте, и далеко не все из них были хоть сколько-то адекватными. Дай бог, если каждый третий мог умело командовать, зная и понимая, что делает он и его подчиненные. И снова в это ввязываться… В тот-то раз еле разрулили, чтобы под суд не уйти. А то и в лесу по частям мог проснуться.
Но зато это гарантированно быстрый и почти безопасный способ добраться до такой желаемой точки назначения. То зудящее чувство, что я опаздываю на что-то важное, так никуда и не делось, и даже более того — разодрало все внутренности. А еще добавилось, что нет никакой связи. А там Лиса. Черт. И тут Ксюха. Что с ними делать-то? Ну вот на кой хрен полез, чертов альфач. А что, если…
— Ксения Владимировна, а вы не хотите ли остаться здесь? — Я поднял голову и посмотрел на зевающую секретаршу.
— А? — Она даже подавилась. — В смысле? Ты хочешь меня здесь бросить и уехать? Но ты же….
— Тпру, вороные! Затарахтела, как пулемет! — Поднял я руки — просто спросил. Здесь безопасно, спокойно, мужиков, вон, полно, найдешь себе кого нормального…
Еле успел увернуться от пощечины.
— За что? — Искренне изумился я.
— Я тебе что, проститутка какая-то? Мужиков менять, как перчатки! И ты обещал меня не бросать!
Ну да, когда с Максом разбирались, что-то такое ляпнул. Но это же не было в смысле “никогда”. Но и говорить такое сейчас показалось неуместным.
— Да я же еще, может, и не насовсем…
— Может? Ну тогда и я, может, останусь, надо подумать! — Ксюша хлопнула себя по коленям. — Ой, подумала, не останусь! Да и как ты один поедешь-то?…
В итоге долгих переговоров мы как-то незаметно накачались пивом и мне пришлось переть Ксюшу на своем горбу в выделенную комнатку, а была она, на секундочку, на третьем этаже. Она на весу отбивалась и что-то бурчала, что уже никуда я от нее не денусь и это звучало как незавуалированная угроза. И мне приходилось постоянно ловить разошедшуюся девчонку, когда она пыталась спрыгнуть с плеча. Особенно неловко вышло на лестнице, когда она зацепилась обеими руками за перила и, словно змея, соскользнула с меня. Поймать я ее успел, перехватив за талию сзади и качнувшись вперед — все же тоже изрядно принял на грудь — отчего девчонка оказалась зажата между мной и перилами в весьма недвусмысленной позе. И это сподвигло ее некрепкую голову сначала на игривый лад, потом, когда я кое-как ее успокоил, на обиды, а в конце даже куда-то в сторону тихо пробормотала что-то, вроде “ловлю его, крота”. Или “набью себе скота”. Я предпочел не вслушиваться, дотащил, уложил ее в койку, а сам пошел умываться.