Щербатые каменные ступени уходили далеко вниз. Я не торопился, осторожно шагая по ним, чтобы не навернуться. Для Призрака они опасности не представляли, поэтому он быстро оторвался и растворился во тьме, оставив после себя лишь голубой путеводный свет.
Каспер вывел меня в круглый зал, посреди которого журчал и светился знакомый фонтан. Я остановился, рыская взглядом во мраке. Приятно было видеть частичку мирного лагеря тут, в мрачном подземелье, среди тьмы и черных, гладких, будто полированных камней. Голубоватые блики, словно живые, играли на потолке, на стенах, на полу, немного скрашивая гнетущую атмосферу.
Место выглядело хоть и мрачным, но спокойным. Я не чувствовал никакой угрозы. Кроме нас с Каспером тут больше никого не было. В зале находилось три огромные одинаковые двери, обитые ржавым железом: первая вела на юг, вторая — на восток, третья — на запад. Призрак парил у восточной двери и терпеливо меня дожидался, мерцая, как неоновый указатель.
Я немного побродил по залу в надежде отыскать какой-нибудь ништяк, но, ничего не обнаружив, подошел к Касперу.
— Что за дверью? Лаборатория?
— Да, — подтвердил призрак. — Ты можешь войти.
Я потянул за широкое кольцо, приоткрывая тяжелую и удивительно скрипучую дверь. Посмотрел на Каспера.
— А ты со мной не пойдешь?
Призрак покачал головой. Меня это насторожило. Из-за двери сочился густой желтоватый свет и резкие кисло-горькие запахи, словно кто-то разлил несколько флаконов дешевого парфюма.
— Чего ты боишься?
— Мы не очень ладим с Игвакотой, — заволновался он.
— Почему?
— Потому что он любит тыкать в меня своими жуткими инструментами.
— Надеюсь, в меня он ничем тыкать не станет, — сказал я.
И подумал, посматривая на лезвие Аиолор, что в случае чего у меня тоже найдется, чем в него ткнуть.
— Грешники и мученики ему совсем не интересны, — Каспер опустил взгляд на мой фонарь. — А вот призраки и флэйминги…
Пришлось притушить фонарь, чтобы спрятать Агни за стенками колпака. Никому ее не отдам.
Я еще немного приоткрыл дверь и протиснулся в лабораторию, которая выглядела именно так, как я себе и представлял. Повсюду диковинные штуковины и приборы неопределенного назначения; туча колб, мензурок и пробирок, где томятся, бурлят и пускают дым разноцветные жидкости. В центре белеет невысокий прямоугольник постамента с зажимами по краям; на кресле — жирная крыса в клетке.
Доку такая берлога пришлась бы по душе. Но мне сразу захотелось отсюда слинять и никогда больше не возвращаться. Вот уж удовольствие: смотреть на маринованные мозги и на… живых пауков, перебирающих мохнатыми лапами внутри грязных склянок.
У алхимика были лохматые светлые волосы, похожие на львиную гриву, большой красный нос и выпученные, испуганно-удивленные водянисто-голубые глаза. Носить он предпочитал черные штаны, широкий пояс, обвешанный инструментами со склянками, и серо-зеленую рубаху с кожаными нарукавниками, которые для неведомой цели были облеплены мелкими шестеренками, будто китовое брюхо — ракушками. Словом, тот еще кадр.
Игвакота будто меня не замечал. Горбился над столом, переливая и смешивая жидкости, и даже ухом не повел, когда я переступил порог его лаборатории. Не иначе, превращал свинец в золото и отстранился от всего мира, отдаваясь эксперименту. Да, в конце-то концов, это была всего лишь тупая игра!
Я решительно подошел к нему и рявкнул прямо в ухо:
— Эй, милейший! Я здесь, между прочим!
Милейший наконец-то соизволил меня заметить. Не представился, повернулся, с великим пренебрежением окинул меня взглядом, а затем опустил его на мой фонарь и просиял, как начищенное медное блюдо, чуя живой уголек под колпаком.
— Не отдам, — сразу предупредил я. — Даже не проси. Шаг назад и дыши носом.
— Но ты ведь еще не знаешь, что можешь получить взамен, — он облизнул губы, пошлепал ими и с нездоровым блеском в глазах вновь окинул меня взглядом. — Темное оперение, кожаные башмаки и кожаные перчатки. И с этим ты, Bobo1978134, хочешь идти в Ирейское подземелье?
Не знаю, что взбесило меня больше: звучание собственного ника, с которым я планировал благополучно расстаться на днях, или нелестные слова о моем гардеробе. Но я едва не схватил алхимика за нос — за его большой, мясистый и красный нос, с трудом сдержав руку.
— Ну, показывай, что там у тебя, — сказал я, остывая от нахлынувшего гнева.
Естественно, я не собирался отдавать ему Агни. Ни за горы золота, ни за другие ништяки. Еще чего! Просто мне хотелось взглянуть на товары, купить часы и побыстрее свалить ко всем чертям из лаборатории. После знакомства с Игвакотой это желание лишь окрепло, как и убежденность в том, что путь алхимика — точно не моя тема. Даже в мрачном зале позади двери было находиться приятнее, чем здесь, рядом с этим красноносым чудом. Путь охотника, только охотника. В противном случае такого сенсея я, наверное, прибью на первом уроке.
Игвакота, шурша бумагой, протянул мне исписанный лист, как две капли похожий на тот, что лежал на наковальне Инвила. Даже надписи были выведены одной и той же рукой, что вызывало едкую улыбку, потому что выглядело совершенно неправдоподобно. Одинаковые дома, одинаковые двери, клонированные неписи, лишенные какой-либо индивидуальности, один и тот же почерк…
Я хмыкнул сам себе и принялся изучать ассортимент предметов и материалов, предложенных мне алхимиком:
Сколько-сколько? Сто монет… Это же десять подношений… Борода что-то там бурчал про ростки и лепестки, повышающие эффективность исцеляющей фляги, но к таким тратам я пока не был ни морально, ни материально готов. Зато был отлично готов для того, чтобы избавиться от груды вучи-вучевского хлама.
— Выбрал что-нибудь? — спросил Игвакота, продолжая глазеть на мой фонарь. — Обменяю один любой предмет на флэйминга, — не унимался он, потирая рука.
Не, дядя. Агни полезнее, чем весь твой ассортимент. Да и просто прикольная. Так что ищи другого дурака.
— Я же уже сказал, что не буду продавать уголек. Но кое-что у тебя куплю, — задумчиво проговорил я, прикидывая, сколько выручу за части вучи-вучи.
Сумма выходила неприлично скромной. Но часы мне были нужны, как воздух. Потому что в подземелье вместо голубого неба над головой висел каменный потолок, и потерять тут счет времени было проще простого. Да и звон колокола, возможно, сюда просто не доставал. Следовало учитывать и это обстоятельство.
Я высыпал на стол гору вучи-вучевского добрища, оставив себе лишь несколько парализующих жал. Игвакота сгреб все в свой сундук, смахивающий на тот, что я видел в кузнице, и отсыпал мне монет, которые я даже не стал убирать со стола, а лишь подсыпал к ним еще горсть. С большой тоской на сердце.
Бюджет таял на глазах. О божественных ростках и лепестках можно был пока забыть. Еще пара таких покупок, и придется-таки продавать самородок и рубин, чтобы не уйти в минус.
— Теперь часы, — попросил я, отсчитав ровно пятьдесят монет.
Игвакота позвенел монетами, порылся в сундуке и опустил на стол механические круглые часы, какие в наше время можно было увидеть только в музее или в старых фильмах. Выглядели они далеко не на пятьдесят золотых. Но работали, тихо тикая и вращая стрелки.
Обычные часы — простые, но надежные часы, созданные неизвестным мастером. Особенно полезны грешникам, так как в любой момент позволяют увидеть, когда наступит время подношения. Можно найти или купить.
Последняя фраза из пояснения меня не слишком огорчала. Найду — продам, не найду — они у меня уже есть. Не стоит забывать, что я все-таки собирался отправиться в подземелье — возможно, самое опасное место во всей Нвалии — и мне не хотелось забивать голову еще и поисками часов и каждую минуту нервно думать о том, что я могу пропустить заветное время.
— Что-нибудь еще? — спросил Игвакота, продолжая пялиться на мой фонарь.