— Ни хрена себе! — вырвалось у Бекка.
— Ты что его знаешь?
— Нет. Имя у него мощное. Гаврила, да еще Германович.
— Говорят, он в МГБ служил. Мужиков терпеть не может, а сам ни одной юбки не пропустит, щиплет за грудь и задницу. В душе дырочку просверлил и подглядывает, а сам голый совсем. Его уже и кипятком обливали и карандаши в дырку совали, всё без толку. Ненавижу мгбэшников!
— Такая же фигня! — признался майор.
Дом был пятиэтажный, балконы некогда застекленные, зияли дырами.
— Нам туда! — сказала Аня, указывая на заделанные картоном окна на 4-м этаже.
Они вошли в темный подъезд, и под ногами захрустело битое стекло. Планировка дома майора не устроила с точки зрения построения обороны в замкнутых помещениях. Каждый этаж — это длинный общий коридор с выходящими в него дверями отдельных квартир. Хоть меж коридорные двери давно разбиты, в них остается темно как в погребе. Бекк включил фонарик, освещая кучи хлама, покрытые толстым слоем пыли.
— Неуютно как-то! — признался он.
— Наверху мы все в порядок привели! Правда только одну квартиру, но нам больше и не надо!
— Вы что ее по очереди пользуете?
— Вас это как-то задевает? — поджала она узкие губы.
— Нет, но вдруг там занято?
— Мы тогда газету в почтовом ящике оставляем.
Пароль, догадался Бекк.
Они поднялись по лестнице на 4-й этаж, и оказались в небольшом холле. Справа и слева располагались входы в отдельные коридоры. Аня пошла налево.
Двери комнат были в большинстве своем отсутствовали. Луч фонаря освещал внутри свалку с неразличимыми отдельными деталями.
Меньше ста лет и такой упадок. А что будет через тысячу, подумал Бекк. Он знал ответ. Ничего не будет. От человечества не останется никаких воспоминаний. Зеленая планета с кучей диких животных.
Это если мы их с собой не унесем, решил он.
Нужная комната оказалась заперта. Дыры в двери были заботливо заделаны фанерой. Аня достала ключ из-под коврика и отперла замок. Они вошли в комнату, при этом майор галантно пропустил даму вперед на случай, если на нее нападут, тогда у него появится пара лишних секунд, чтобы достать ствол.
Никто не напал. В крохотной комнатушке стоял стол и диван-сексодром. На окне имелись даже занавески.
— Уютненько! — сказал Бекк.
— Соседки понятливые! Сегодня ночуют в другом месте! — игриво улыбнулась Аня.
Можно сказать, глумливо ухмыльнулась. Бекку дама отчаянно не нравилась. Все в ней претило утонченным вкусам гостя, привыкшим к высоким парижский манерам. А тут Москва. По слухам, название пошло от старофинского Хоосква, что означает «гнилая вода».
От дамы шел отчетливый бабский запах-дешевых духов, старой одежды. Бог весть, что у нее поддето под юбкой. И еще это убожество-гольфы.
— Не хочешь принять душ? Сантехник дядя Миша даже воду подключил! — предложила Аня. — Правда, девкам пришлось отработать. Он жмот, каждую заставил. Да сними ты куртку, никто ее не украдет!
Бекк снял бы куртку давно, но в кармане лежал ствол. Вроде ерунда, у него еще один имелся в ножной кобуре, а еще нож. Но напрягали ненужные вопросы, откуда у рядового московского ликвидатора оружие, положенное только пинальщикам из Русгвардии.
Купаться хотелось отчаянно. Пару дней он просидел в засаде, в которую никто не попался, и пах соответственно.
Проблема решилась, когда он незаметно переложил тяжелый ПШ под диван.
Одинокая толстая струя освежающе била в голову и плечи по очереди. Он только крякал, подставляя разные части тела.
Когда вышел, стол был накрыт-картошечка парила, подогретая на керосинке, рядом колбасная нарезка, солёные огурчики, сало микояновское. Говорят, мясокомбинат запустили самым первым. Потомки-правообладатели постарались. В центре водка. Неоткрытая.
— Я в душ! — метнулась Анечка. — Начинай без меня! Ты, наверное, голодный!
Бекк был голодный. Сухпай сожран еще вчера, а засаду так и не сняли. У генерала Мельника бзик, хочет взять партака под номером «Раз»-главаря банды, и покончить с бандой раз и навсегда.
Бекк кушать не стал. Не то что голодным не был или опасался быть отравленным. Перед командировкой ему влили столько противоядий, что он мог пить серную кислоту и закусывать синильными пряниками.
А не ел Бекк потому, что после первых 4 рюмок не привык закусывать.
Ожидая выхода Ани, он стоял у окна и с высоты 4-го этажа через щель в картоне обозревал болота Кузьминок.
Картина открывалась мрачная и депрессивная. В сгущающемся сумраке перед ним лежала равнина, словно укрытая шкурой бродячего животного. Такое ощущение порождала густо поросшая кустарником местность.