Короткая пауза.
– Арктик, я же пошутила.
– Ладно. Я тоже.
Слов дракончик еще не понимал, но его переполняли потоки эмоций из обоих умов. Один (мамин, это он знал инстинктивно) был поглощен тревогой, заботой, готовностью любить и защищать, но в мгновение ока эти чувства превращались в ярость. Второй, подгнивший у краев, излучал решительность и холодный гнев.
Зашуршало, и мир наклонился. Внезапно малыш увидел свет – мягкий и приглушенный, льющийся из-за стены, о которой он до того и не подозревал. Свет взывал к нему: выходи, выходи. Выходи сейчас.
– Зачем ты их перекладываешь? – спросил злой голос. – Мы наших держим под снегом.
– А наши вылупляются при лунном свете, – ответила мама. – Хватит ворчать. Им ничто не грозит. Ночные так поступают уже сотни лет.
Рядом что-то резко и громко застучало.
– Не трогай их!
Движение. Закружилась голова. Наступили тепло и покой.
– Почему они разных цветов? – громко, надтреснуто и неровно, в тон постукиванию, спросил неприятный голос. – Из-за нас? Может, вон в том больше от ледяного?
– Нет, – возразила мама. – Яйца ночных почти всегда черные, но те, что вылупляются в полнолуние, серебристые. Вот как это. Не понимаю, почему второе так и осталось черным? Вылупиться-то они должны одновременно.
– Что-то с ним не так, – пробормотал второй, мужской голос.
– С моими детьми, – ответила мама, – все замечательно.
Мир снова наклонился и встал очень устойчиво, так просто его теперь было не опрокинуть. Дракончик ощутил нечто новое, биение второго сердца, медленное и мерное, совсем рядом. Он попытался дотянуться до разума сестренки, но в нем были только мир и тишина. Ни капли стремления поскорей оказаться снаружи, тогда как он знал, что времени не много. В его распоряжении только миг, этот миг.
– Мы слишком высоко, – проворчал злой голос. – Они упадут. Что за глупая традиция! Надо было отнести их в Ледяное королевство.
– Чтобы они там замерзли, едва вылупившись? – язвительно спросила мама.
– Не замерзли бы, – прорычал второй голос. – Не забывай, они наполовину ледяные.
– А уж как твоя мать была бы рада встрече с ними, – отрезала мама. – Моя семья хотя бы не убьет малышей, едва увидев их. Наоборот, защитит их.
– Твоей семье не на что жаловаться. Я привнес в их род королевскую кровь.
Мать угрожающе зашипела:
– Понятно. Соболезную, что к ней примешалась моя, простодраконья кровь.
В голове у дракончика промелькнули сцены насилия, окровавленной чешуи и замороженных когтей. Его матери грозила беда. Надвигалось несчастье, однако он мог его предотвратить. Надо лишь вылупиться сейчас.
Он вжался когтистыми лапками в стенки вокруг, стал толкаться и лягаться, напрягая силенки. Наконец что-то треснуло, и стенка под задними лапками поддалась.
– Смотри, выходит. – Сработало. Родители отвлеклись от свары, особенно мама, все мысли которой теперь занимал малыш, и ее разум возбужденно засиял.
А он тем временем попытался снова мысленно дотянуться до тихого сердцебиения. Умей он говорить, позвал бы: «Выходи со мной! Толкай! Борись!»
Но говорить он еще не умел, да и сестренка не слушала.
– Приближается буря. Это как-то связано с твоими лунными суевериями?
– Вряд ли, но это и не важно. К тому времени, как буря разыграется, малыш уже вылупится. Ты посмотри, какой сильный. – Последовал миг, вспышка, когда взрослые почти что разделили одно и то же чувство, а потом мама добавила: – И кстати, это не суеверия. Если чего-то не понимаешь, это не повод вести себя как носорог тупорылый.
В голове снова пронеслись сцены насилия. Надо было поднажать. Дракончик впился когтями в стенки и принялся извиваться, давя сразу во все стороны.
Свет, свет, свет так и звал наружу, чтобы пригладить когтями его крылья, просочиться в чешуйки, наполнить его силой серебристого сияния. Он и сам хотел эту силу, всю, без остатка.
ХРУСТЬ-ХРУСТЬ-ХРУСТЬ.
Стенки разлетелись в стороны.
Внутрь хлынул свет полных лун.
С неба на него взирало три серебристых глаза, огромных и идеально круглых на фоне тьмы. Чувство было, что они погружаются в его грудь, тают в глазах. Хотелось сгрести их и проглотить.
Он лежал в резном каменном гнезде, выложенном черным мехом, на вершине острого выступа. Рядом, почти неразличимое на фоне меха и в тенях, лежало неподвижно второе яйцо.
Внизу раскинулась долина, освещенная огнями и изрытая расселинами и норами, в которых, отдаваясь эхом, свистел ветер. Казалось, тут порылся гигантский дракон, оставив повсюду в камне тайные каньоны и пещеры, тянущиеся вдаль, до самого залитого звездным светом моря.