«А ведь Индиго любила меня. – Сердце в груди грохотало. – Если это Мракокрад избавился от нее, то меня-то она не бросала».
Вот только Индиго не приняла бы подарка от Мракокрада, потому что считала проклятым все, к чему он прикасался.
Так что он мог с ней сотворить?
Опустившись на колени, Мракокрад развернул свиток на полу.
Как много чар! И все Мракокрад творил без его ведома. Казалось бы, мелочи: блюдо, на котором еда оставалась теплой, если мать опаздывала к ужину; одеяло, которое дарило ей крепкий сон в военных походах; набор бесконечных и не высыхающих красок для Вьюги… и вот, ближе к концу – колокольчик, оповещающий Мракокрада, если Глубин загрустит или ему станет одиноко.
Вина захлестнула его. Вот откуда Мракокрад знал, когда появиться и вытащить Глуби́на из трясины одиночества. Мракокрад и правда заботился о нем. Подумать только, сколько чар показывали его доброту.
Так, может, они ошибаются?
Может, светлая сторона Мракокрада еще сильна и перевешивает злую?
Однако вот Глубин увидел крупные чары: барьер, убивающий любого ледяного, нарушившего границы Ночного королевства; орудие, плюющее пламенем дальше любого дракона… и вот последнее:
Пусть Арктик из ледяного племени исполняет все мои приказы.
Что же он тогда мог сотворить с Индиго?
Зачаровать ее, как Арктика?
А ведь в свитке еще много свободного места. Знай пиши пожелания, подчиняя себе мир, устраняя несогласных, кроя события по своему хотению…
Глубин склонился к пергаменту и стал читать. Просмотрел свиток от начала и до конца, останавливаясь на каждом заклинании, прикидывая, можно ли его использовать на драконе так, чтобы он скрылся.
Ничего. Ничего об Индиго, ничего, что намекало бы на то, куда она подевалась.
Глубин присел в отчаянии. Он знал, что ответ здесь. Если только Ясновидица не ошиблась, и Индиго правда ушла по своей воле.
Свиток лежал перед ним и манил, будто тая в себе множество темных секретов.
Почерк у Мракокрада был неразборчивым, местами даже нечитаемым: неровные плотные строчки, резкие линии, острые уколы-точки. Ближе к концу Мракокрад как будто не сдерживался, все сильнее давя на бумагу.
Однако изменилось еще кое-что.
Ранние чары были прописаны плотно, одна за другой, ровными рядами. Браслет для Ясновидицы, защищающий от чтения мыслей; свиток, читающий сам себя…
Зато к концу Мракокрад уже не экономил место.
Зачем такие промежутки? Разве не стоило тщательно беречь каждый дюйм?
У Глуби́на заболели глаза, и только тут он сообразил что читает, используя ночное зрение. Ближайшие свечи уже погасли, и только одна мерцала у балкона. Глубин встал и сходил за ней в надежде, что при свете получится найти подсказку.
Он поставил ее на пол, взял в лапы свиток, и в этот миг перед глазами промелькнула тень.
«Что это?»
Глубин осторожно посмотрел пергамент на свет и увидел, как в пустых местах проявляются слова.
У Глуби́на перехватило дыхание: Мракокрад записывал чары исчезающими чернилами!
Чтобы их не увидела Ясновидица.
«Ох, Мракокрад…»
А вот и заклинание бессмертия… и чары, наложенные на сережки из лунного камня – они заставляли носившего их сосредотачиваться только на самых светлых, счастливейших временных потоках, скрывая все то страшное, что правда ждало в будущем.
Глубин нашел чары, посылающие Мракокраду мысленный сигнал, если кто-то другой воспользуется свитком. Повезло, что они не стали ничего тут писать.
А вот и… НЕТ!
Пусть Глубин, испив из этого кубка, разлюбит Индиго, забудет клятву и вольно пользуется дракомантией.
Какой ужас! Выходит, на кубке все же были чары, и худшие подозрения Индиго оправдались. Глубин так и не забыл звон, с которым разбилась чаша. Все-таки Индиго была права, права во всем. Она спасла Глуби́на – спасла от манипуляций Мракокрада, – а он ей не поверил.
Проявилось еще заклинание:
Пусть этот кинжал летит в Песчаное королевство и каждое полнолуние убивает по ледяному дракону, втайне, под покровом темноты. Пусть продолжает так целый год, или пока я не отзову его. Пусть оставляет рядом с трупами послание, предупреждающее, что скоро за ледяными придет Мракокрад, и тогда их ждет та же участь.
Знала ли о кинжале королева? Или это личная месть Мракокрада за мать? Вот, наверное, ледяные трепещут от ужаса. Им-то кажется, что Мракокрад, как призрак, преследует их. Сколько уже пало жертвами колдовского оружия?
По мере того, как на бумаге вьющимися черными строчками проявлялись все новые и новые чары, Глубин ощущал, будто проникает в самые потаенные мысли и планы Мракокрада. Не удивительно, почему тот не желал показывать эту свою сторону Ясновидице. Были тут чары, призванные пытать ненавистных одноклассников каким-нибудь неприметным, но изобретательным способом. Чары, насылавшие на королеву Алмаз кошмары о всех способах, какими Мракокрад планировал убить ее.