Наваждение
Андроников любил изображать Алексея Толстого.
- Да так похоже, - говорил Мандельштам, - что всё время хочется дать ему в морду.
Хотелось даже тогда, когда Андроникова не было рядом.
Пощёчина
Мандельштам исхитрился и нанёс-таки оскорбление действием. Странно, что Толстой не дал ему сдачи. А через месяц О.М. арестовали.
Герштейн вспоминает: "Десять дней мы мучились догадками: за что взяли Мандельштама? За пощёчину Алексею Толстому? Или за стихи?"
Надежда Мандельштам выражается конкретней: "Мы возлагали все надежды на то, что арест вызван местью за пощёчину "русскому писателю" Алексею Толстому".
Увы, надежды не оправдались - за это в СССР не арестовывали.
Симптом
Обыск 1934 года. Чекисты предельно вежливы, особенно - главный. Надежда Мандельштам вспоминает: "Где вы держите своих классиков марксизма?" - спросил он у меня. О.М. расслышал вопрос и шепнул мне: "Он в первый раз забирает человека, у которого нет Маркса".
Симптом.
Вот те на!
Ордер на арест Мандельштама подписал закадычный друг Маяковского Агранов. Допросы вёл болгарский коммунист Шиваров, которого Надежда Яковлевна ласково называет Христофорыч (по отчеству).
"Держался он как человек высшей расы... - пишет Надежда Яковлевна. - Первое поколение молодых чекистов, уничтоженное в 37 году, отличалось моднейшими и вполне утончёнными вкусами и слабостью к литературе, тоже, разумеется, самой модной...
О.М. убеждал меня, что во всём поведении следователя чувствовалась какая-то двусмысленность и что, несмотря на железный тон и угрозы, всё время проскальзывала его ненависть к Сталину".
Это ещё что!
"Ягоде, как оказалось, так понравилась Ода НР 1, что он изволил запомнить её наизусть".
Резолюция
"Изолировать, но сохранить" написал Сталин на документе, которого никто не видел, но все знали, что такая резолюция была:
- Была. Даже не сомневайтесь - была...
Лёгкий испуг
Герштейн: положение слушателей Оды НР 1 Надежда Мандельштам охарактеризовала так: "отделались лёгким испугом".
Лёгкий испуг длиною в десять лет. Без права переписки.
Мораль
Надежда Мандельштам: "Гораздо легче оклеветать ничтожного Длигача, чем заподозрить какого-нибудь настоящего человека, которого мы считали другом".
Дубовая логика
Надежда Мандельштам: "Эренбург не признавал стихов о Сталине... Враждебно относился к этим стихам и Пастернак. Он обрушился на меня с целым градом упрёков. Из них я запомнила: "Как мог он написать эти стихи - ведь он еврей!"
Оставив без внимания вопиющую национальность опального поэта, дадим слово Борису Кузину - другу О.М.
Из тех же "Воспоминаний" Надежды Мандельштам: "Кузин считал, что О.М. не имел права их писать, потому что О.М. в общем положительно относился к революции. Он обвинял О.М. в непоследовательности: принял революцию, так получай своего вождя и не жалуйся".
В этом, добавляет Н.Я., есть своя дубовая логика.
Логика - всегда дубовая, на то она и логика.
Тон
Сергей Рудаков, наблюдал чету Мандельштамов в Воронеже.
"Она его называет: "мой ребёнок, мой дурак (и так всё время: "Дурак, хочешь чаю?" ets). И это "тон", "ласковость".
Пелена
Почему О.М. остался? Почему не уехал? Заграничный паспорт лежал без толку до самого обыска 34-го года. Объяснять отказ гражданской позицией нелепо: по условиям извращённой любви эта поза отсутствовала. Понял ли он, что всё русское кончилось, надолго, быть может, навсегда? Конечно, понял.
"К нам вести горькие пришли, что больше нет родной земли" - писал Клюев в арестованных вместе с ним стихах. Клюев открыл Мандельштаму глаза на многое, что так не хотелось видеть. Ненадолго. Вскоре глаза опять застлала неизлечимая советская пелена.
Два ассирийца
Надежда Мандельштам пишет: "Живя в Ассирии, нельзя не думать об ассирийце, и О.М. начал готовиться к Оде <НР 2>". Ассириец, разумеется, Сталин. Он же египтянин (фараон), житель Вавилона, грузин, осетин и так далее - многофункциональная личность.
В этих же "Воспоминаниях" мы находим и такой пассаж: "Покойный Дмитрий Сергеевич Усов сказал мне, что считает породу О.М. не еврейской, а ассирийской" и даже показал ассирийский ракурс в его стихах.
Пафос
Слово "народ" было репрессировано много раньше, чем отдельные его представители, а когда реабилитировали, упоминали вкупе с партией и никогда отдельно - ни-ни, нельзя, невозможно-с, народ и партия едины.
Тридцать седьмой год многие евреи восприняли как антисемитский - не будем забывать этого. И именно в этом году Мандельштам написал Оду НР 2 - напомнил о себе.
Герштейн: "О.Э. с большим пафосом читал забегавшим на огонёк знакомым это славословие Сталину.
Слушатели, разумеется, были уже другие, не мог же он читать свои новые вирши Ахматовой и Льву Гумилёву.
Пейзаж
Как-то Мандельштам съездил на Беломорский канал. Прошвырнулся, как говорится. В своё удовольствие.
Надежда Мандельштам: "Стихи О.М. о канале никого бы не удовлетворили: он сумел выжать из себя только пейзаж". И потому "этот стишок я бросила в печку".
Ода НР 2 избежала подобной участи: там был не только пейзаж, но и главный герой.
Чёрненькие и беленькие
Вся книга Надежды Мандельштам пересыпана "Васями". Надо понимать, это типичное чекистское имя. "К 34 году мы <Н.Я. и Ахматова> ещё не придумали слово "Вася".
И вдруг - "мы внезапно заметили, что исчезли "чёрненькие", сменившиеся "беленькими".
Началась амнистия. Грязненькие самоуничтожились, стали ненужными, понадобились чистенькие, беленькие.
Кончилось ваше время...
"Своих забирают!" - сожалела Лида Багрицкая. Вскоре забрали и её.