Меня поразила художественная самостоятельность обработки этого старинного сюжета, в который графу удалось вложить новый смысл, бьющая по нервам красота, сила и неподражаемое изящество стиля, а также факт совпадения мотивов поэмы с грезами Эрика в его последнем свидании со Станкой.
Я размышлял над благодарностью поэмы для оперной обработки и было уже довольно поздно, когда мне послышался легкий стук в окно.
Признаюсь, что к этому вечеру в необычайной обстановке мраморного поместья я уже стал ощущать загадочную атмосферу, о которой говорила графиня, и нервы мои были напряжены.
Окно первого этажа было довольно высоко, так как под жилым помещением был еще полуподвальный этаж, а потому раздавшийся стук поразил меня. Инстинктивно, должно быть, я задул лампу, хотя в следующий момент мне стало досадно за обнаруженную трусость.
На дворе было лунно. Окно, где раздался стук, находилось на теневой стороне, но я все же тотчас узнал Федору и осторожно открыл его, заметив, что Федора стояла на маленькой лестничке.
— Что случилось? — спросил я, вглядываясь в удивительно бессмысленное, полуженское, полумужское лицо Федоры.
— Ходыть, панычу, я покажу вам щось.
— Покажешь? Где? Почему так поздно?
— Ходыть, — еще раз бесстрастно и тем более таинственно произнесла Федора, видимо, отказываясь от объяснений.
— Разве опять чуску попсувало? — пробовал я пошутить, чувствуя, однако, возрастающее волнение.
— Ходыть, — опять повторила Федора.
— Хорошо, сейчас выйду.
В саду между холмами аллеи на меня пахнуло приятной свежестью и ароматом лилий.
По усыпанным белым песком дорожкам Федора шла передо мною странной, неслышной, почти кошачьей походкой и, не знаю зачем, держала меня за рукав. С мраморных мостов свешивались уже распускавшиеся лозы дикого винограда и бросали длинные тени, между которыми поблескивали желтоватым сверканьем капли росы на высоких мраморно-неподвижных лилиях.
Мы свернули налево под мостик четвертого холма с итальянской надписью. Там Федора протолкнула меня немного вперед, в то же время придерживая рукою, как бы из боязни спугнуть кого-то.
— Бачитэ? — раздался ее шепот.
При слабеющем медном освещении заходившей луны я увидел могилу Мары, черневший за светом мраморный крест с желтоватым блеском, зубцы мраморной ограды. Тот же медный свет озарял верхушки недавно расцветших яблонь, где только что пели соловьи, но в этот жуткий час замолкли…
Ничего более не видя, я, при некотором сопротивлении все еще державшей меня Федоры, продвинулся на шаг далее из-за холма и тогда увидел графа.
Он стоял возле ограды в странной позе, подавшись немного вперед и протянув руки. За светом мне не видно было лица.
— Бачитэ? — еще раз шепнула Федора.
— Я вижу графа, — отвечал я, чувствуя, однако, по интонации шепота, что она указывает мне на что-то другое.
— А барышню?..
— Какую барышню? — шепнул я и вздрогнул, поняв, о ком она говорит.
— Покойныцю.
— Что ты говоришь?.. Где?
— Над могылкою дывиться… Як жива стоить, тильки то колыхаэтся, як з витру.
Сердце у меня билось, хотя я ничего не видел.
— Як я до вас шла, то ще тильки туманом над могылкою яснило, — с необычайной для нее быстротой лепетала Федора, — а теперечкэ прохвара (привидение) как есть…
Я смотрел и видел только, как граф медленно, но с протянутыми руками склонился на колени, и тотчас же Федора зашептала скорее с изумлением, чем со страхом:
— Дыбиться: до графа поддалась… схыляется до него… Ой, мамонько… Як поховалы (похоронили), так и есть… и покрывець бачу и намысто (ожерелье) блискае…
Волнуясь, я смотрел напряженно и со страстным желанием увидеть то, что видела Федора. Луна заходила, становилось темней…
Кажется, граф прошептал что-то, но что, я не слышал, хотя нас разделяло не более пятнадцати шагов. В тот момент, когда заходящая луна бросила последний тающий блеск зловеще медного света, он медленно повернул голову так, что в виде силуэта был виден его профиль, и тогда я услыхал или угадал по движению губ три слова:
— Я жду тебя…
Руки его опустились и голова поникла к мраморной решетке.
Стало значительно темней и было совершенно тихо, даже сверчков нигде не было слышно.
Так прошло несколько томительных мгновений… Наклоняясь к самому уху Федоры, я шепнул:
— Видишь ли еще что-нибудь?
— Ни, зныкло до земли, — так же тихо отвечала она.
Мы в полной неподвижности ждали еще несколько минут. Затем граф поднялся и медленным шагом удалился.