— Какой интересный предмет, — озвучил он мысли мозза. — А ведь тоже создано человеком.
Нацист, ведомый волей существа в своей голове, прошел в другую комнату и посмотрел в новое окно. Огромный мир, построенный людьми и превращенный ими же в руины. Какое замечательное существо — человек.
Два человека…
— Твою мать, — проворчал Ганс, вглядываясь в накрывающую город темноту. Там, по широкой улице, действительно шли два человека. Мозз перестал отвлекаться на размышления и быстро обрабатывал получаемое из глаз носителя изображение. Сам носитель ни за что не заметил бы их на таком большом расстоянии и в сгущающейся темноте. Но мозз одарил его возможностью видеть гораздо лучше, посредством обработки того, что попадало в поле зрения. Итак. Два человека. Точнее… Один человек а второй… ВРАГ! Тот самый! Он нашел соратника среди людей?! Вероятно, что так, ведь идут они рядом. Конечно, не все люди благосклонно примут мозз. И многих придется убить в борьбе за порабощение людей. Это плохо. Это расточительство человеческим материалом. Но тех, что будут уже обращены, легион моззов заставит быстро размножаться. Это не сложно. Во всяком случае, о самом процессе люди думают довольно часто. И надо будет им это дать. А их младенцев повести в бой, как только те научатся ходить, воспитав их мыслями и опытом мозза. Но вот от таких, кто примкнет к его ВРАГУ необходимо сразу и беспощадно избавиться. Однако как быстро они напали на след, даже не смотря на то, что мозз преодолел пусть и ничтожное, но все-таки расстояние по воздуху, верхом на несговорчивой вичухе. Все-таки напал на след…
Ганс вскинул автомат и прицелился. Тем не менее, мозз чувствовал возражение. Отсюда едва ли удастся попасть. А вот внимание он к себе привлечет. Это плохо. Надо по-другому. Как? Стеклянная банка. Почему-то в мыслях снова появилась она. Ведомый опустил оружие, собрал банки в сумку, схватил ее и бросился к лестнице, чтобы поскорее выбраться из здания. Мозз уже знал из мыслей человека, куда надо двигаться. Где та станция, на которой он обитал. Пушкинская. Правда, мозз обнаружил в разуме Ганса нескрываемый протест против этого названия, мотивированный непонятной для понимания мозза формулировкой — «он же нигер».
— А я, иду, шагаю по…
— Тише, — поднял руку Странник.
— Чего раскомандавался, — Проворчал в ответ Сергей.
— Слушать я.
Попутчик действительно постоянно к чему-то прислушивался. Тут, на поверхности, он не выглядел тем придурковатым юродивым с младенческим разумом, как в метро. Он был сосредоточен и серьезен. Он не разглядывал все вокруг как нечто диковинное. Казалось, что улицы эти были ему знакомы, что весьма странно.
Маломальский, однако, мысленно согласился с тем, что лучше помалкивать, хотя и хотелось напевать ту простую и приставучую песенку, что пел когда-то в светлом и чистом метро молодой Михалков. Просто она отвлекала его от дурных мыслей. Но, коль уж Странник с таким серьезным видом полагается на свой слух, то пусть будет так. Хотя было вокруг тихо. Аномальной тишина не была, конечно. Так всегда бывало после полнолуния. Мутанты словно на некоторое время уходили на отдых после своих безумств. Однако не следовало терять бдительность. Многие из них действительно впадали в недолгую спячку. Другие становились менее активными. Но поверхность от этого не становилась приветливее и безопаснее. Уж он-то это знал.
Сейчас, когда не было слышно воплей и клекота, да хлопаний крыльев летающих тварей, лучшим способом передвигаться было идти посередине широкой улицы. Асфальт побит и потрескан. Обожжен и оплавлен местами. Но зыбучих воронок не было. А значит идти можно. Во всяком случае, тут меньше шансов встретить блуждающего горгона. Меньше шансов, что какая-нибудь тварь выскочит из подворотни, темного переулка или подвала. И уж точно никто не свалиться на голову из окна или крыши.
Еще ощущался неприятный зуд на коже, хотя это чудовищное здание библиотеки уже позади и пропало из вида, скрывшись за строением, где было какое-то кафе. Однако до него отсюда, с Воздвиженки, было всего, буквально, пару шагов, и он еще ощущал на себе пристальный взгляд сотен пар глаз, взирающих на него из черноты оконных провалов библиотеки. Он знал этот взгляд. Хотя, возможно, зуд на коже вызван не какими-то потусторонними способностями следивших за его поступью библиотекарей, а лишь собственным страхом перед этими тварями. И, быть может, не наблюдали они за ним вовсе. Просто он знал, что они там. Что их легион. И что, возможно, они смотрят в бесчисленные окна. Сергей всегда сокрушался тому, какого дьявола эти отродья выбрали своей обителью именно библиотеку. Ведь сколько там книг, которые он мог бы перетаскать вниз. К людям. Но нет. Пойти туда, было самым лучшим и изощренным способ самоубийства.
— Оставь страх, Сергей, прогони его. — Тихо проговорил Странник. — Он заметнее тебя делать. Уязвимее. Все живое чувствует чужой страх.
— Это так ты выживаешь на поверхности? Просто ничего не боишься?
— Так.
— А знаешь, был у меня приятель один. Он взрывчатку делал. И шельмец любил курить очень. Ну, раз варганит напалм. И цигарку курит. Ему сказали, что он дурак. Рвануть может. А он в ответ, дескать, я не боюсь. Полстанции сгорело.
— Глупость не лучше страха. Это глупость, — Странник пожал плечами. — А что есть такое напалм?
— О брат. Это хрень такая. Ну как сгущенка, только не вкусная. Но горит, будь здоров. Температура высокая. Задолбаешься тушить.
Попутчик остановился и посмотрел на Маломальского.
— Где взять?
— А нахрена тебе? — ответил сталкер.
— Где взять? — повторил Странник.
— Ну, коммунисты, знаю, делали. Когда с нациками воевали. Применяли даже. Но потом решили не использовать. Он воздуха много жрет. А в тоннелях это не очень, знаешь ли. Сами тоже страдали. Но если не ошибаюсь, запасов у них на очередную мировую войну хватит.
— Паналм, это оружие?
— Напалм, балбес. Конечно оружие.
— Оружие, это плохо. Но надо. — Покачал головой Странник.
— Оружие всегда надо. Только психов от него подальше держать следовало. А то потом приходится жить в метро и выходить на поверхность по ночам с полными штанами непередаваемых ощущений.
— Что с Ульрихом и Руделем? — Высокий, с квадратной челюстью и наплывающим на глаза массивным лбом Гесс пристально посмотрел на пришедшего с поверхности Ганса.
Молодой нацист еще раз окинул взором пост охраны гермоворот Пушкинской. Тут было всего четыре человека. Портал закрывался надежно, и держать здесь усиленную охрану не считалось нужным. Гораздо важнее были внутренние границы метро. Хоть и было сейчас перемирие с ненавистными большевиками, оно всегда могло перерасти в новую войну. Тем более что были в метро и другие режимы, которые хотели избавиться от угрозы воцарения нового порядка во всем подземном мире.
— Чего молчишь-то, а? — Гесс, бывший здесь старшим, повысил голос. — Что с ребятами?
— Ранены они, — пробормотал Ганс. — Мутант. Напал. Отбились. Но они ранены. Я не могу один их дотащить. Помощь нужна.
— Где они находятся?
— В доме.
— Где именно, черт тебя дери!
— Тут рядом. Я покажу. Пойдем скорее. — Ганс сделал шаг назад.
Конечно, по инструкции следовало вызвать штурмовой отряд и послать его на поверхность за нуждающимися в помощи товарищами. Но, если они серьезно ранены, дорога каждая минута. И раз уж Ганс сказал, что это рядом, то можно обойтись и без лишних проволочек.
— Ладно. Череп. Эй!
— Да, я! — Низкорослый лысый, со вмятиной во лбу, свернутым носом и дефицитом зубов бритоголовый тип встрепенулся.
— Останешься тут. Пост не покидать, даже по нужде. Мы мигом. Ясно?