-Ох уж мне эти пидорасы. - Бурча под нос спускаюсь по лестнице.
Не голубой он, да - не голубой, самый что ни на есть настоящий пидор подставляющий свое разъезженное очко не по любви или убеждениям, а ради бонусов. Приперся в Москву - то, что квартирка съемная я в первый же день понял, быстро оценил что нафиг тут никому не нужен. Возможно покрутился пытаясь пристроиться альфонсом к какой-нибудь богатой мамочке, но оказался востребован только у представителей своего пола. ИМХО, как говорится. Так и продолжил паразитическое существование на низменных страстях. Меня вычислил по пальто Turnbull & Asser, думает я не видел как он присматривался в гардеробной, а дальше типа случайное знакомство. Ну-ну.
Полгода весело эксплуатировал его гостеприимное очко ни на шаг не двигая отношения в какое бы то ни было другое русло. Как он не пыжился выдавить из меня хоть какой-нибудь бонус, но фитнес, треп в сауне и по дороге к нему, потом ёбка и до свидания, увидемся через неделю. Ха! - он думал я не отличу решившуюся на эксперимент попчку-целочку от разбитного очка матерого пидора, - наивный. Отличу легко и даже с завязанными глазами. Вот все это время и тормозил отношения на уровне где еще рано заикаться о финансовой помощи. Мальчик тыкался-мыкался: и потраченного времени жалко и личный водитель о многом говорит, да и перешел к последнему пидорскому аргументу - любит он меня. Ага, поверил. Но жалко, хороший был пидорок, интересный, я невольно хохотнул вспомнив и переиначив четверостишие Бернса:
Я славлю мира торжество,
Довольство и достаток.
Приятней трахнуть одного,
Чем упустить десяток.1
И с глупой ухмылкой, вприпрыжку словно школьник, выскочил из подъезда в утро.
Петр Павлович.
Ранняя весна. Повезло сегодня с погодой и на работу совсем не хочется. Я отпустил водителя уже привыкшего в определенные дни ждать меня возле дома Вити - пешком пройдусь, пятнадцать минут, проветрюсь. Солнце, тепло, таят грязные сугробы насыпанные за зиму не менее грязными дворниками из бывших союзных республик. Спешат по своим непонятным делам двуногие и мамаши выкатывают на утренний моцион коляски с посапывающими отпрысками. Весенний городской воздух, привычная гарь от толкающегося стада машин, слякоть и шум, непрекращающийся ни днем ни ночью вечный шум большого города. Сигарета в зубах, в наушниках Вагнер, на носу темные очки - я иду отбывать трудовую повинность.
На бульваре снова какая-то демонстрация идиотов, за мир во всем мире. Молодые люди с плакатами «ЕдРо в ведро!» и «Путин вор!» демонстрируют свою активную гражданскую позицию. Это хорошо, когда гражданка активная, она на тебе скачет, а ты лежишь, любуешься ее лицом, рассыпавшимися по плечам волосами, прикушенной в порыве страсти и теперь чуть опухшей губкой. Ласкаешь полные груди, чувствуешь как щекочет ладони упругий сосок, проводишь руками по талии ощущая как отзывается мурашками тело, или прихватываешь под попку заставляя стонать. И наслаждаешься, наслаждаешься, наслаждаешься. Интересно, когда эти людишки с плакатами поймут, что их «активная гражданская позиция», по сути, такое же удовлетворение извращенной похоти их, так называемых, лидеров?
Да и лидеры ли это? Так - кучка неспособных на поступок кретинов с замашками Дон Кихота и почитаемая толпой за новых Александров Матросовых. Отчаянные борцы за чужую волю и зависимые от нее словно наркоманы. Не люди - лишь проводники, заботливо обезволенные, для лучшей проводимости, денежными вливаниями. Какие лидеры, такие и последователи. Зависимые. Страшно, болезненно зависимые от мнения продиктованного тем, кто громче кричит и не видящие под пеленой стадного мнения дальше собственного носа. Зависимые и неспособные ни преодолеть свою зависимость, ни разорвать её повторив прыжок на амбразуру.
Да, красивый поступок, оригинальный способ самоубийства, жаль только испошленный историками до банального подвига широко ославленного пропагандой. И все верят! Ведь ни один же не задумался, что надеяться перекрыть линию огня телом - маразм. Все равно что танку под гусеницы сморкаться - авось на соплях поскользнется. Одна короткая очередь и его сметет как говно с вентилятора. Мог ли этого не знать солдат? Именно - не мог. Хотя, с другой стороны, что он вообще мог знать? Сопляк зеленый. Детский дом, потом детская трудовая колония, кое-как вытянутые семь классов, в 18 лет на фронт, только 19 исполнилось - погиб. Может сам, а может и по глупости, но картинку красивую вылепили - респект, как говорится, респект и уважуха.
Я дворами, протискиваясь между плотно набившими дворовые колодцы машинами, обошел толпу. Остановился разглядывая издалека калейдоскоп наивности, глупости, жеребячьего оптимизма и глупой веры. Молодости. Окруженной кордоном из скучающи ОМОНовцев молодости.