На следующий день Калу с подобающими почестями отправили в Чандери. Но взять с собой зарисовки крепости ей не удалось.
52
Тёмная, непроглядная ночь. Ещё в сумерки все попрятались по домам, но до сих пор ещё не спали.
В лачуге, на самой окраине города, тускло горел светильник. Масла в нём осталось совсем мало, и фитилёк, часто моргая, предупреждал об этом. У очага, под грязным рваным одеялом, сжавшись в комок, лежала женщина. Возле неё сидели дети и плакали. Хозяин дома, человек уже не молодой, перебирал зерно.
К лачуге подошёл странник — высокий, плечистый, с густой пышной бородой, из-за которой виднелись только нос, очень прямой, и большие глаза; Огромная чалма была повязана низко и доходила до самых бровей. Одежда грубая, вся в заплатах.
В руке толстая бамбуковая палка, на ногах рваные туфли.
Хозяин сказал жене:
— Зерно я очистил, но смолоть не в силах. Устал, нет мочи даже рукой пошевелить! Может, покрутишь жернова, а я бы испёк лепёшки?
— Что ты, я вся горю, ни сесть, ни встать не в силах. Где уж мне молоть? — ответила жена и застонала.
— Очень хочется есть! И ребята ревут, тоже голодные! Как ночь протянем?
— Откуда я знаю? Спроси об этом у всевышнего?
— Неужто так и ложиться? Завтра снова на работу. А много ли на пустой желудок наработаешь?
— Не поешь разок, ничего не случится! Обходятся же садху и саньяси[199] по многу дней без пищи, когда постятся, и ничего!
— Но садху и саньяси не работают, как мы! На земле им легко живётся, одну заботу знают — о потустороннем мире! А нам, простым смертным, ни охнуть, ни вздохнуть!.. Да встань же ты! Если меня не жаль, так хоть на детей взгляни!
— Сам на них смотри, если хочешь!
— Вот ведьма! Да встанешь ты наконец, несчастная?!
— Не ори! Лучше убей меня. Всё равно от лихорадки помру. Зря мучаюсь. А ты сразу прикончишь: возьмёшь за горло, и всё! Всем страданиям конец!
Дети ещё громче стали плакать.
За циновкой, заменявшей дверь, кто-то кашлянул.
— Кто ещё там? — крикнул хозяин.
— Добрый человек, впусти путника погреться! Совсем замёрз, а куда идти, не знаю: заблудился. Только согреюсь чуть, узнаю дорогу и уйду.
— А что же в крепость не идёшь? Раджа каждый день раздаёт беднякам хлеб. Там и костёр горит для бездомных и нищих.
— Но я не знаю, как туда идти. Посижу у тебя немножко, согреюсь и пойду дальше. Впусти меня, я ведь такой же труженик, как и ты!
— О боже! От своего горя не знаешь куда деваться, а тут ещё ты свалился!
— Впусти, брат! Впусти!
Хозяин встал, подошёл, покашливая, к двери и отвязал циновку. Путник вошёл в лачугу. При виде незнакомца, рослого, плечистого, в огромной чалме, хозяин струхнул.
Путник разулся, поставил у двери туфли и, подсев к огню, оглядел лачугу. В углу — низкий топчан, на полу разбросана посуда: глиняные и деревянные миски, бронзовое блюдо и чугунный горшок.
— У меня взять нечего! Нищий я! Подыскал бы дом побогаче! — взмолился хозяин.
— Не бойся, я не вор.
— Кто же ты? Откуда?
— Я родом из Нагды. А теперь живу в Раи.
— Да, в Нагде мало кто остался! Чем же ты занимаешься?
— Землю пашу…
— Какой ты касты?
— Гуджар я.
— Наша рани тоже из гуджаров. Не к ней ли путь держишь?
— Нет, я работу ищу. Не скажешь, как пройти в крепость?
— Выйдем на улицу — покажу.
— А поесть нечего?
— Ещё не стряпали. Просил жену муку смолоть, но она хворает. А я так прямо чуть жив от голода.
— Поджарь зерно на жаровне, всем достанется понемногу, — чуть слышно произнесла женщина.
— А почему не берёте ту муку, которую раджа даёт беднякам? — спросил путник.
— Ещё чего не хватало! — вырвалось у женщины.
— Да что мы, нищие? — обиделся хозяин. — За подаянием ходят только калеки, хворые, садху да саньяси! А мы сами работаем!
Путник посмотрел на светильник, готовый вот-вот погаснуть, и сказал:
— Я могу смолоть зерно. А за это ты укажешь мне дорогу.
Хозяин согласился.
— Только спешить нечего, — сказал он. — Сейчас ты уже ничего не получишь. Ночь ведь. Поешь с нами, потом ляг, поспи.
— Что же, ладно.
Путник взял жёрнов и начал молоть зерно. Женщина с таким любопытством следила за ним, что даже стонать стала реже. Незнакомцу, видно, впервые приходится выполнять такую работу: жёрнов он, правда, крутил довольно быстро, но всё время менял руку. Женщина с трудом поднялась и села.
— Давай помогу, — сказала она.
Путник замотал головой.
Работать в чалме было неловко. Незнакомец стянул её с головы, положил рядом и снова с усердием принялся вертеть жёрнов. Вдруг борода его соскользнула со щеки и повисла под подбородком. Он хотел поправить её, но тут борода оказалась у него в руке.