Ман Сингх рассмеялся:
— А ты делай сразу и лес и зал.
— Сразу?
— Да… Впрочем, главное ты уже сделала: я понял, что ты хотела сказать. А куда накладывать краски сначала, это уж сама решай. Сейчас же пусть красками займётся рангпанчми[229]. — Мриганаяни подняла на раджу глаза, но тотчас же потупилась. Потом достала немного краски, помазала ею Ман Сингха, а он её.
Заключив Мриганаяни в объятия, Ман Сингх воскликнул:
— Ты моя богиня!
Вскоре Ман Сингх попрощался с Мриганаяни и ушёл в себе, в Ман-Мандир.
Солнце ещё не успело скрыться за горизонтом, и освещённый его лучами Ман-Мандир, казалось, соперничал в красоте с пейзажем. Искусно выполненные в камне банановые листья были изумительны и казались живыми. Подходя ко дворцу, Ман Сингх всё сильнее и сильнее чувствовал их очарование, и гордость за свой замысел и за мастеров, осуществивших его, переполняла сердце.
Вдруг он вспомнил неоконченную картину Мриганаяни.
«Накладывать краски можно сразу на обе её части. Любовь и искусство не мешают выполнению долга. Я буду укреплять государство и войско и по-прежнему заботиться об искусстве».
61
Было свежее весеннее утро. Наяк Байджу, следуя советам Ман Сингха и Мриганаяни, работал над тори.
А у входа в храм сидел Атал и перебирал струны вины.
В те времена многие жители Гвалиора увлекались музыкой и пением. Кому трудно было выучиться на вине, тот овладевал ситаром. Благодаря своей простоте, ситар стал любимым инструментом гвалиорцев.
Однако Атал не хотел учиться на ситаре и решил во что бы то ни стало овладеть виной. Вина у него была самая обыкновенная. Взяв у гуру несколько уроков, Атал решил, что этого достаточно, и, не замечая ни дня, ни ночи, старался воспроизвести на вине мелодии песен, которые пели вокруг или которые он слышал в родной деревне.
Атал был убеждён, что достиг огромных успехов. И ему захотелось показать своё «искусство» Байджу. Однако пригласить наяка к себе было не так-то просто. А самому без всякого приглашения явиться к Байджу Атал не решался. Однако выход нашёлся. Дом Байджу стоял у восточной стены крепости рядом с Сас-Мандиром и Баху-Мандиром. Окна его выходили на Баху-Мандир. Атал уселся в дверях храма и стал играть. В этом не было ничего удивительного, потому что в Гвалиоре теперь играли повсюду: в домах и на базарах, на улицах и площадях, в храмах и под сенью деревьев. Дошло до того, что даже ранним утром, направляясь, чтобы совершить омовение, к колодцам, прудам и озёрам, расположенным за городской стеной, гвалиорцы несли на плече вину или ситар и, как только выдавался свободный момент, принимались играть.
Атал с увлечением исполнял тарану. Он думал, что стоит только Байджу услышать, и он тотчас пригласит его к себе, и они — оба музыканта: один — гуру, другой — достойный стать его любимым учеником, — непременно подружатся.
Но Байджу ничего не видел и не слышал. Отработать тори — нелёгкое дело. И вдруг ему удалось спеть то, к чему он так стремился. Восторг охватил его. Он попытался воспроизвести мелодию на вине. Но ничего не получилось. Тогда, отложив вину в сторону, Байджу посмотрел на залитый солнцем Ман-Мандир: квадратные решётчатые оконца в переплетении лиан, высеченных под башенками, слон с поднятым хоботом, а чуть подальше — цветы и барельефы лебедей в каменных решётках.
— О! Храм тоже звучит мелодией тори! Теперь вина сама заиграет! — восторженно воскликнул Байджу и, схватив вину, крепко прижал её к себе и принялся целовать. При этом, сам того не замечая, он задел ключ, и струна ослабла. Когда же он стал играть, вина издала неверный звук.
Байджу рассердился:
— Что с тобой?! — Но тотчас догадался, что дело в ключе. — Ты тоже расчувствовался при виде Ман-Мандира! — со смехом сказал он ключу. — Но ничего, сейчас я тебя подверну!
Услыхав голос Байджу, Атал заиграл ещё громче.
И тут звучание его вины донеслось до Байджу. Наяк опустил свой инструмент на колени и прислушался. Потом, с виной в руке, подошёл к окну и увидел Атала.
Гнев исказил лицо Байджу.
— Эй, ты! Нет слуха — не играй! Сейчас же прекрати, не то у меня лопнут перепонки!
Атал встал и почтительно поклонился. Однако наяк будто и не заметил, что с ним здороваются.
— Ты зачем убиваешь раги и рагини? Не бери на душу такой грех! Не то попадёшь в преисподнюю, в ад!
— Я хотел бы поговорить с вами о музыке, гуру. Моя мечта — стать вашим учеником. А сейчас я играл тарану, — робко произнёс Атал.
Но его слова лишь подлили масла в огонь.
Он играл тарану!.. Убирайся-ка ты отсюда, пока я не проломил камнем твой череп!
229
Имеется в виду индусский обычай мазать друг друга краской в рангпанчми — пятый день праздника холи