— Что ты думаешь об этом? — спросил де Шамери, подавая виконту д'Асмоллю письмо Концепчьоны де Салландрера.
Виконт внимательно прочел его, потом улыбнулся и ответил:
— Мне кажется, что тебе необходимо как можно скорее превратиться в испанца.
Виконт д'Асмолль хотел еще что-то добавить, но внезапный шум в замке и голоса нескольких человек заставили его замолчать.
В эту минуту в комнату к виконту вбежал его лакей.
— Сударь! — вскричал он. — У нас несчастье!..
— Что такое, Жозеф?
— Антон умер…
— Умер?
— Да, его нашли мертвым в постели.
— Это немыслимо! — вскрикнул Рокамболь с выражением самой эффектной горести.
А теперь мы возвратимся в Испанию и посмотрим, что произошло через пятнадцать дней после того, как Фернан Роше и его молодая жена Эрмина обедали у капитана Педро С., коменданта кадикского порта.
Королевский отель был иллюминован. Толпа народа теснилась у всех входов и выходов этого отеля.
Королева, проживавшая уже две недели в Кадиксе, обещала городскому начальству посетить бал, который город давал в ее честь.
Согласно придворному этикету бал должен был начаться в девять часов вечера, от которого часу и до двенадцати все приглашенные могли оставаться в масках и костюмах. В полночь был назначен выход ее величества, и тогда все должны были снять с себя маски.
Ровно в девять часов к главному подъезду подъехала маленькая и хорошенькая колясочка французской работы. Из нее вышли двое мужчин и дама. Один из них был одет вельможей двора Людовика XV и вел под руку хорошенькую маркизу.
Они оба были без масок.
Это были господин и госпожа Роше.
Лицо, сопровождавшее их, было в юнкерском мундире. Это был еще очень молодой человек—он был тоже без маски.
Роше и юнкер как будто искали кого-то и вскоре действительно нашли его — это был капитан дон Педро С, комендант порта.
Молодой юнкер и капитан поклонились друг другу, взяли друг друга под руки и отправились в сад отеля. Там они прошли на самую уединенную аллею.
— Ну что, — сказал юнкер, — имели вы успех?
— Да, сударыня.
— Тише, называйте меня Топзием и говорите, пожалуйста, по-французски.
— Хорошо.
— Что вы сделали?
— Я был сегодня утром в королевской резиденции. Я просил ее Величество не спрашивать меня ни о чем и получил позволение. Мне было довольно того, чтобы сказать, что от этого зависит честь одной из лучших фамилий Испании.
Юнкер сел на скамейку, а комендант стал подле него.
— Программа, по которой мне велено действовать, — продолжал капитан, — заключается в следующем…
— Я вас слушаю.
— Он придет сейчас, он смотрит теперь на бал, замешавшись в толпу и не осмеливаясь снять маску.
— Отлично.
— В полночь он выйдет.
— Ну, а потом?
— Как только ее Величество уедет, то он снова появится на балу.
— И… конечно, снимет маску?
— Нет, он не снимет ее.
— Так зачем же ему в таком случае уходить с бала перед приездом ее Величества и возвращаться после ее отъезда?
— Любезнейшая гос… извините, — проговорил, смеясь, комендант, — любезный граф, потрудитесь рассудить, что как бы ни был невинен тот человек, которому вы покровительствуете, но пока ему еще не возвращены его права; и его присутствие в таком месте, где находится наша королева, — немыслимо.
— Вы правы…
— Итак, он возвратится, когда уедет с бала ее Величество.
— А… она?
— Она останется еще на бале.
— Несмотря на свой траур?
— Конечно, она присутствует на этом балу, потому что ее Величество пожаловало ее статс-дамой. Она останется на балу после отъезда королевы, потому что ее Величество пожелает этого, не изъясняя причины.
— А королева не расспрашивала вас?
— Нет, потому что я стал перед нею на колени и сказал: «Милость, просимая мною, спасет, может быть, от страшного стыда последнюю отрасль семейства идальго, благородное родословное древо которых теряется во мраке времени».
— Следовательно, все идет хорошо, — заметил юнкер и, сказав это, вынул из кармана черную маску и надел ее на свое прелестное лицо.
— А теперь, милый комендант, — добавил он, — позвольте мне оставить вас… я иду постеречь нашего общего протеже.
— Итак, до свиданья, граф!
— Впрочем, извините меня… еще одно слово.
— Приказывайте.
— Вы уверены, в том, что на ней будет черное домино с серым бантом?
— Наверное.
— А он?
— В своем обыкновенном костюме, все, конечно, найдут, что этот костюм очень оригинален, и никто не будет подозревать печальной истины.
Вскоре после этого комендант и молодой юнкер вышли из сада и разошлись в разные стороны. Комендант отыскал Роше и его жену, а юнкер сел в первой зале и, не обращая внимания на то, что делалось вокруг него, внимательно наблюдал за входившими.
Вдруг в зале появилось новое лицо, костюм которого возбудил всеобщее любопытство и даже ропот.
Это был человек среднего роста и очень стройный, широкая маска совершенно скрывала его лицо. Он шел с развязностью совершенного аристократа, а его манера кланяться, явно обличавшая знатного господина, странно противоречила его костюму. На этом человеке были надеты панталоны из серого холста, красная шерстяная куртка и остроконечная шапка, какую обыкновенно носят галерные каторжники.
— Ах! — шептали со всех сторон. — Это какой-то чудак!
— Я готова побиться об заклад, что это англичанин, — заметила одна хорошенькая двадцатилетняя сеньора.
— О! Вы предполагаете?
— Только одни англичане способны на подобные эксцентричности.
В это время мимо говорившей проходил комендант порта.
— Послушайте, комендант, — остановила она его, — разве вы пригласили на этот бал и ваших арестантов?
— Только самых благоразумных, сеньора, — ответил комендант, — вы можете не бояться нисколько этого… он очень смирный молодой человек.
Проговорив это, комендант прошел дальше, а вслед за каторжником пошел молодой юнкер.
Только в третьей зале юнкер подошел к нему и, дотронувшись до его плеча, сказал:
— Вы играете в баккара?
— Да, — ответил каторжник, вздрогнув всем телом,
— Хорошо… идите за мной. — Затем юнкер взял его под руку и повел в маленькую залу, где не танцевали.
Там несколько человек разговаривали вполголоса. Юнкер положил руку на плечо арестанта и указал ему на черное домино, сидевшее молча в углу.
У этого домино был на плече большой серый бант.
— Пойдемте, — сказал юнкер арестанту.
Они оба подошли к этому домино, которое, казалось, глубоко задумалось и мысли которого, казалось, были за тысячу лье от этого места.
Это домино вздрогнуло, увидя перед собой костюм галерного арестанта. Но юнкер поторопился успокоить ее.
— Не бойтесь, сеньорита, — сказал он, — каторжники, которых встречают на балах, не очень опасны.
Домино, конечно, вспомнило, что оно находится на балу, и через его маску было видно, как из улыбнувшегося ротика выглянули белые как снег зубки.
— Прекрасная сеньорита, — сказал тогда юнкер по-испански, — вы ведь приехали из Франции?
Домино сделало движение, выразившее большое удивление.
— Вы меня знаете? — спросило оно.
— Да.
— А?..
— Вас зовут Концепчьона. Я потому-то и подошел к вам, — добавил он, — что вы приехали из Франции.
— Вы француз? — спросила молодая девушка, пристально смотря на юнкера и припоминая, где она видела его прежде — голос его был знаком ей.
— Я иностранец, — отвечал юнкер, — и ношу свой мундир вместо костюма, но мой друг…
Он взял за руку арестанта и представил его девице де Салландрера — ибо это была она.
Арестант поклонился молодой девушке так почтительно и так грациозно, что ее страх совершенно исчез.
— Мой друг, сеньорита, — проговорил юнкер, — арестант светский и очень хорошего происхождения.