— Здравствуйте, — сказала она.
Он все смотрел на нее и, казалось, колебался с минуту, потом протянул ей руку и сказал:
— А, это вы, Сериза?
— Да, мой брат.
— Знаете ли, моя милая Сериза, — сказал он, усаживая ее на диван, — ведь вы давно не были у меня.
— Нет, граф, только два дня. Он улыбнулся и сказал:
— Два дня? Но это очень давно, маленькая сестрица, — и он с любовью пожал ей руку.
— А Леон? — спросил граф.
— Он приедет к вам завтра.
— В самом деле?
— Уверяю вас.
Граф стал говорить с Серизой об ее муже, о ребенке и об их занятиях так благоразумно, как бы он мог говорить три месяца тому назад, но он не сказал ни слова о графине, даже, казалось, избегал случая произнести ее имя. Сериза пробыла у него целые полчаса. Он простился с ней со всеми признаками любви и уважения, потом, когда за ней затворилась дверь, он сел на свое кресло и заплакал.
Когда Сериза вошла в комнату, она застала доктора, держащего на руках бесчувственную графиню.
Самуил Альбо тотчас запер шкаф, чтобы граф не мог услышать, что происходило в соседней комнате,
— О, — прошептала графиня, — он более не сумасшедший, и он припоминает… Боже мой! Как он должен меня презирать.
— Милостивая государыня! — отвечал доктор. — Ваш муж плачет, и, как вы говорите, сумасшествие исчезает по мере того, как являются воспоминания. Его слезы могут вам это засвидетельствовать.
Баккара горько заплакала.
— Теперь, — продолжал мулат, — мне остается сделать последний опыт. Я убежден, что он будет окончательный.
Сериза и Баккара посмотрели на него. Потом доктор наклонился к уху графини и сказал:
— Если вы его любите, если вы не хотите его убить, ради Бога, уезжайте.
— Уехать! — сказала она.
— Да, уезжайте, уезжайте сейчас же.
И так как она, казалось, не понимала его, он прибавил:
— Ведь ваш муж провел ночь накануне дуэли у господина д'Асмолля?
— Да, — ответила Баккара,
— Итак, — сказал доктор, — надобно, чтобы завтра очень рано утром господин д'Асмолль был здесь. Вот все, что я могу сказать вам сегодня. Надейтесь на Бога, ваш муж спасен, и скоро вы увидите его у ваших ног. Разве его слезы не говорят вам, что он еще любит вас?
Баккара встала и дошла до кареты, шатаясь и опираясь на доктора и Серизу. Она не знала, что доктор хочет делать, но смело вверилась ему. Через час она возвратилась в Париж и в девять часов вечера отправилась к господину де Клэ. Мы уже знаем, что там происходило.
— Милостивый государь! — сказала Баккара виконту Фабьену, когда уже все было объяснено и когда молодой муж Бланш де Шамери собирался идти в свой клуб и восстановить там ее честь в общественном мнении, опираясь на свидетельство Роллана. — Мой несчастный муж находится теперь в Фонтеней-о-Роз под присмотром одного искусного врача, которого вы знаете, — Самуила Альбо. Доктор вас ждет, он утверждает, что ваш вид очень поможет ему.
— Я отправлюсь.
— До свидания, милостивый государь.
Фабьен пошел в свой клуб, потом возвратился домой. Он не нашел нужным рассказывать своей жене происшествия дня.
На другой день утром он приехал на Фонтеней-о-Роз и застал Самуила Альбо на пороге дачи.
Мулат, как, вероятно, помнят, лечил мнимого маркиза де Шамери. Господин д'Асмолль, который никогда не должен был узнать ужасного конца того, кого он считал своим братом, протянул доктору руку и дружески пожал ее. Доктор провел его в ту же самую комнату, где накануне принимал графиню Артову. Потом точно так, как и для нее, он вынул визитную карточку и сказал: «Смотрите!» Виконт наклонился и увидел графа Артова, который лежал на диване и, казалось, крепко спал.
У графа была на глазах повязка, и Самуил Альбо, дав ему предварительно наркотическое, подверг его индийскому способу лечения, который он испытал над Цампой, с той только разницей, что количество индийских трав, нарезанных и приложенных в виде компресса, было не столь велико и, следовательно, не могло произвести опасного результата.
Доктор все это объяснил господину д'Асмоллю и потом прибавил:
— Сегодня в полночь я был у графини в Париже. Я узнал от нее, что вы знаете о существовании той женщины, которая так похожа на нее.
— Я видел ее, доктор.
— Следовательно, мне нечего вам объяснять.
— Решительно нечего. Я знаю все, исключая одной вещи.
— Какой?
— Имени того подлеца, который вел всю эту интригу.
— Это, — сказал доктор, — непроницаемый секрет.
— Так что же я должен делать?
— Выслушайте меня, — сказал доктор.
Мулат и господин д'Асмолль долго разговаривали вполголоса, потом мулат прошел в комнату, где спал граф, осторожно снял с его глаз повязку и разбудил его.
Русский джентльмен проснулся, с удивлением посмотрел вокруг себя и, казалось, не знал, где он. Он посмотрел на мулата и сказал ему:
— Кто вы?
— Ваш доктор, господин граф, — ответил Самуил.
— Разве я болен?
— Вы были больны.
— Сколько времени?
— Ровно три месяца.
— Это странно, — сказал граф. Он снова осмотрелся.
— Но где же я?
— В Фонтеней-о-Роз.
— У кого?
— У себя.
— А, — сказал хладнокровно граф, — вы, кажется, смеетесь надо мной.
— Нет.
— Но я никогда ничего не имел в Фонтеней-о-Роз.
— Подождите, господин граф, — сказал Самуил, который ударил два раза в стену, — я хочу представить вам одного вашего знакомого, при виде которого вы все припомните.
Вслед за этим отворилась дверь и вошел Фабьен. Вдруг граф ударил себя по лбу, вскрикнул и встал.
— А! Помню! Помню!
Он отодвинулся почти к самой стене, посмотрел пристально на виконта и глухо сказал:
— Да, не правда ли, я ночевал у вас накануне дуэли? Ведь не брежу же я? Что же случилось?
— Я вам все расскажу, — ответил Фабьен. Доктор встал и на цыпочках вышел из комнаты.
Тогда Фабьен взял графа за руку и сказал:
— Будьте спокойны и, главное, тверды.
Граф поднял на виконта свои большие голубые глаза.
— Сядьте же тут, подле меня, — продолжал Фабьен, — а я сейчас все расскажу вам.
— Начинайте, я вас слушаю, — сказал спокойно граф.
— Вы страдали умопомешательством…
— Это очень может быть, так как я до сих пор не знаю, как очутился здесь.
— А вы здесь уже около месяца, а перед этим вы жили в Ницце.
— Решительно ничего не помню.
— Однако, граф, это совершенно верно.
— Ну, а раньше этого?
— Прежде вы лечились у себя.
— Так сколько же времени продолжалась моя болезнь?
— Целых три месяца.
Граф приложил ко лбу руку и, казалось, весь погрузился в прошлое. Так прошло несколько минут, и наконец он сказал:
— Но когда же я помешался?
— В то самое время, когда вышли на дуэль с Ролланом де Клэ и держали уже в своих руках шпагу, собираясь защищаться.
— И что же?
— Что? То, что с вами сделался припадок умопомешательства. Вы встали на колени перед Ролланом де Клэ.
— Какой ужас! — прошептал граф, мгновенно побледнев.
— И стали принимать себя за него. Вы стали извиняться перед ним, как будто бы Роллан де Клэ извинялся перед графом Артовым.
— Боже! — прошептал граф. — Неужели то, что вы мне рассказываете теперь, виконт, — правда?
— Клянусь честью.
— Что же я сделал потом?
— Вас, конечно, отвезли домой.
— Ко мне?
— Да.
— В улицу Пепиньер?
— Да, мой друг. Граф вздрогнул.
— Но… ее там не было? — прошептал он.
Он не мог произнести ее имени, он задыхался.
— Она была там.
— И видела меня?
— Она ухаживала за вами, она сама возила вас в Ниццу и привезла вас оттуда.
— О, — проговорил граф, — это уж слишком позорно. Я должен отомстить за себя.
— Я даже хотел предложить вам это сам, — сказал холодно Фабьен. — Необходимо убить господина де Клэ и ту женщину, которая любила его. Надо же убить их вместе.