Монотонно выводя узоры на ее волосах, он опять посмотрел в окно, подмечая, насколько было ослепительно весеннее солнце. Оно искрилось и заряжало энергией, пуская своих солнечных зайчиков по комнате. Было что-то удивительное в этой весне, она была какой-то обнадеживающей после суровой и непривычно холодной зимы, которая уничтожила всю его иллюзию и пелену перед глазами. В какой-то момент Альбус просто стал смотреть на свое прошлое и понимать, что никогда не делал того, что хотел бы, и не был тем, кем был на самом деле. Зачем он притворялся? На этот вопрос он не мог ответить прямо: что-то подсказывало ему, что Альбус боялся, будто вся его настоящая подноготная могла отпугнуть от него самых близких людей, но чем стремительнее проходили годы, тем больше он убеждался, что во всех людях, даже самых дорогих, будет что-то, что можно возненавидеть. Но это же не мешает ему оставаться рядом с ними? В конце концов, вот поэтому они и близкие, что остаются рядом, несмотря ни на что.
Но Альбус понял это поздно. Вылепив из себя полную противоположность, которая испытывает постоянную, истинно отцовскую самоотверженность, он пошел по тому пути, что ему уготовили; ведь так много людей строили на него планы, — мать, отец и другие родственники — что ему было просто страшно разочаровать их. Он был молод и потерян, Альбусу не было понятно, что вообще ему хочется от жизни, и он выбрал путь наименьшего сопротивления с наиболее положительным, на тот момент, исходом. Истинно слизеринское решение, чтобы можно было его просто проигнорировать.
Тяжело вздохнув, он упорно цеплялся взглядом за голубое небо, пытаясь избавиться от очередных пришедших в голову мыслей, королевой которых была она. Почему он так сильно обращает внимание на Ригель? Что было такого особенного в этой манипуляторше и стерве, которая не чуралась ничего? Наверное, что среди обилия людей, носящих масок, ее была самая искренняя, самая натуральная. Она не скрывала от окружающих свой характер: обернув его в стальную обертку, Ригель демонстративно топталась на всех привычных обществу этических нормах; Забини не обращала внимания на шепот за спиной и на обидные слова, брошенные в лицо, — она сильнее любого предубеждения, поэтому и была такой манящей.
Почувствовав, как голова сестры соскальзывает с рук, Альбус обратил внимание на нее и понял, что та уснула. Аккуратно уложив Лили на кровати, он в последний раз окинул взглядом это изможденное от слез лицо и накрыл ее валяющимся на полу покрывалом. Мысли о ней не давали покоя его оледеневшему сердцу и заставляли сознание регенерировать любую возможность, за которую стоило зацепиться. А идеи у него были немного безумными: что если отец пойдет к Малфоям и напомнит о помощи, которую он оказал им после войны? Смогут ли все эти многочисленные портреты и Драко Малфой игнорировать его и не понять намек?
Выразительно фыркнув, Альбус прикрыл за собой дверь и подумал, что определенно могут. Но игнорировать наличие огромного состояния и влияния, что шлейфом идет за фамилией Поттер, уж точно нет.
Лили — единственная дочка Героя войны, и ее, какие бы слухи не ходили вокруг, принимали в любом доме.
Опять усевшись на диван, Альбус стал ждать отца. Надо было поговорить с ним, а потом позвать Скорпиуса и понять, серьезно ли настроен он на борьбу и готов ли отстаивать свое счастье. Если да, то тогда, он был уверен, все в их руках; тогда Лили не придется всю оставшуюся жизнь носить груз несчастной любви и тихо плакать ночью от отчаянья. Все будет хорошо — так должно было быть, и ради близких Альбус готов постараться.
Но время шло, а отца все не было. Стрелки часов давно уже ушли за шесть, а с учетом, что сегодня был отцовский выходной, такое опоздание немного настораживало. Альбус, казалось, успел уже тысячу раз обдумать свои слова и возможные исходы разговора; сходил проведать сестру, которая мирно посапывала, сломленная усталостью, и перекинулся парочкой слов с портретами, которые были возмущены, что их не протерли от пыли. И все, что ему оставалось делать сейчас, это думать и думать, поминутно вспоминая Забини с ее, черт бы побрал, карими глазами, которые он видел везде. «Интересно, когда будет очередной допрос?» — лениво спросил он у пустоты, не получая ответа. Мистер Джонас не слезет с нее, пока ему не удастся поймать Забини хоть на чем-то.
Вдруг Альбус задумчиво уперся взглядом в стол и подумал: если миссис Сэлинджер и Ригель были близкими родственниками, почему та не помогла ей, когда, по сути, Ригель была выброшена на улицу без средств к существованию? Неужели Кларисса завидовала своей племяннице или…ее матери, у которой была более удачная партия? И что, если это все: ее обвинения и покушение на убийство — была лишь попытка мести? Может быть, именно Кларисса убила своего мужа из-за ярости, когда тот променял ее на малолетнюю, бедную, да и еще на родную племянницу?
«Даже если это месть, то какая-то скомканная и совсем глупая», — расценил Альбус, с силой сжав свои руки. Но так ведь могло быть? И если это была правда, то какой следующий шаг она может предпринять? Еще одну попытку убийства?
Мысли стремительно носились в голове, как вдруг входная дверь хлопнула. Изумленный, он подскочил, а потом вновь присел обратно, пытаясь принять беспристрастное выражение лица: в конце концов, ему предстоял серьезный разговор.
И каково же было еще большее удивление, когда вместе с отцом в гостиную зашел Скорпиус, который внимательным взглядом смотрел на друга в упор. Нервно сглотнув, Альбус немного сердито произнес:
— К Лили нельзя, она уснула.
В его лице что-то изменилось, и он с каким-то отчаяньем мотнул головой в сторону лестницы, а потом вновь посмотрел на Альбуса настороженным и бдительным взглядом, будто бы пронюхивал почву. Ему так не терпелось сказать хоть что-то, что он просто не мог выговорить ни слова.
— Здравствуй, Альбус, — устало протянул Гарри, скинув с себя мантию. Он выглядел почти что убитым, а болезненность его состояния бросалась в глаза: видимо, сегодня Лили не так тщательно бдила за ним. — Думаю, Скорпиусу есть, что сказать.
— Несомненно, — не убирая ответного взгляда от друга, безэмоционально протянул Альбус.
— Ну вот и отлично, — Гарри, насмешливо сощурив глаза, тихо фыркнул, — тогда я пойду.
Когда за ним закрылась дверь, они еще долго пробыли в тишине. Скорпиус стоял и непривычно мялся, не зная, как подступиться, а Альбус не собирался делать вид, будто все в порядке. Нет. Только не тогда, когда дело касается Лили и его судьбы. Наконец, прикрыв глаза, он тихо произнес:
— Садись уж.
Скорпиус, немного постояв, все же принял своеобразное приглашение, и аккуратно опустился на кресло, что стояло параллельно и открывало обзор на друга. На самом деле, Альбус не испытывал никакой злости или обиды, напротив, внутри него поселилась какая-то усталость из-за неизбежности роковых событий, которые прочно въелись в фамилию Малфой.
— Ты рассказал отцу?
На мгновение отведя взгляд, Скорпиус усмехнулся.
— Отчасти. Я пришел просить у него руки твоей сестры.
От удивления Альбус позволил себе проявить эмоции, округлив глаза. Ему казалось, что это какой-то сюрреализм, что такого не могло быть.
Неужели он не подчинится воли предков и сделает так, как хочет?
— Если ты шутишь, то стоит остановиться.
— Я полностью серьезен. Более того, я даже получил разрешение от своего отца. Неофициальное, правда, но получил.
Присвистнув, Альбус наклонился, как бы визуально сокращая дистанцию между ними, и проговорил:
— Но как?
И опять усмешка пробежала по его лицу, и потом Альбус наконец понял эмоцию, что читалась в его глазах: это было облегчение, будто бы ему удалось найти ответ на задачу, что так долго не давала ему покоя.