Она замолчала, яростно впившись своими глазами в Альбуса, будто бы что-то пытаясь невербально сказать, а он смотрел и не понимал, что именно, плавясь от одного только взгляда этих карих глаз.
— Почему вы не рассказали об этом раньше? Об изнасилование и о родственной связи?
— А о таком говорят кому попало? — возмущенно протянула она, внимательно посмотрев на Ричарда, который по-прежнему смотрел исключительно в окно. — Ну уж простите, не хотелось вспоминать такое. А насчет нашего кровного родства… Клара сама сказала, что мы больше друг другу никто, и я с радостью приняла это.
Наступила молчание, в течение которого каждый из присутствующих что-то обдумывал, и только Альбус бессмысленно прожигал ее своими глазами. Ему казалось, что это не все, что Ригель явно что-то не договаривает, но он не собирался высказывать свои мысли вслух. Авроры должны были закрыть это дело, иначе просто не могло быть, но если бы Ричард хоть на мгновение усомнился, то это дело вновь бы было переоткрыто.
— То есть, мистера Сэлинджера убила его жена? — спокойно произнес куратор, и один из уголков его губ пополз вверх. Он наконец повернулся и тоже посмотрел на нее, и в его глазах было по-прежнему безмятежность. Ничто не выдавало того, насколько была задета его гордость.
— Я думаю, что да, — уверенно протянула Ригель, не улыбаясь, как обычно. Она также смотрела в упор на аврора, будто бы гипнотизируя. — А потом захотела и меня уничтожить. Этакое мщение.
Тяжело вздохнув, помощник мистера Джонаса невербально сжег бумаги по этому делу, что держал все это время при себе, и Альбус смог наконец-таки почувствовать, как облегчение расползается по его телу. Хотя, не особо он и сомневался.
— Что ж, дело закрыто, — спокойно произнес Ричард, разворачиваясь. — Мистер Поттер, пойдемте.
— Альбус! — резко воскликнула она, из-за чего даже мистер Джонас удивленно поднял брови, на мгновение развернувшись. Вдруг, какое-то понимание пробежало по его лицу, и он внимательно посмотрел на Поттер, на этот раз без обыденно притворной улыбки. В его глазах сверкали молнии. Насмешливо улыбнувшись, Альбус вопросительно приподнял бровь, всем своим видом стараясь передать весь хохот, что распирал его все это время.
— Да, Ригель, — не отрывая глаз от куратора, тем самым морально добивая.
— Место в очереди освободилось, — произнесла медленно, растягивая гласные. Нахмурившись, Альбус вопросительно посмотрел на нее. — Больше ждать не придется.
В его голове проносились воспоминания. Кажется, Ригель в первую их встречу насмешливо бросила, что ему придется ждать целую жизнь, чтобы поговорить с ней, но, видимо, так было до сегодняшнего дня. Альбус улыбнулся насмешливо, без тени иронии, просто светло и ясно, отчего Ригель, казалось, замерла, неотрывно вчитываясь в эту улыбку. Кивнув головой, он дал понять, что все прекрасно осознал, и покинул помещение.
А теперь он сидел на лавочке возле аврората, счастливо улыбаясь весеннему солнцу. Стоял душный май: птицы распевали свои песни, а все деревья оделись в летние убранства, и все в природе было так спокойно и счастливо, что это просто не могло не передаться ему. В его руках был билет в отставку, он мял его в руках и с каким-то безумием всматривался в слово «подтверждено». Альбус Поттер, наверное, впервые в своей жизни сделал то, что хотел сам, а не то, что требовалось, и ему было абсолютно плевать, что скажут на это другие.
И в его жизни осталось только одно незавершенное дело — разговор с Ригель, и сегодня он наконец-то решит и его.
========== 10. Жаркая исповедь ==========
Разрушил всё, что имел,
чтобы сказать, что отпускать
легко
***
Дверь скрипнула, и Альбус с надеждой посмотрел на входящего, но это опять была не она. Отвернувшись, он медленно отпил огневиски и почувствовал неимоверную легкость в теле, будто бы Поттер в момент стал невесомым; его взгляд постепенно терял четкость, а немного глуповатая улыбка лезла на уста. Нет, он не был пьян, напротив, находился в том прекрасном состояние «между», когда мысли были четки, но не многое значили.
Как никогда он ждал ее, испытывая какие-то смешанные чувства внутри себя: с одной стороны это было ничем неконтролируемое желание, которое возникало на каком-то бессознательном уровне, но с другой…это было дурное предчувствие, будто бы эта встреча будет последней. Только одна эта мысль заставляла его сильнее вглядываться в бесцветную жидкость и принимать ее внутрь, несмотря на мерзкое, горькое ощущение во рту. Альбус искренне ненавидел алкоголь, но только он мог расслабить его нервы и заставить отпустить все эти ненужные мысли.
Его рука потянулась было, чтобы позвать официанта, но тут он вспомнил, что сидит за барной стойкой и стоило только попросить об очередной добавке, она тут же появится перед ним. Но ему не хотелось напиваться: ни здесь, ни сейчас, ведь в любой момент она могла прийти и завести тот самый долгожданный разговор, который откроет ему всю правду. Альбус ждал этого, все его нутро искривлялось от любопытства, но при этом ему было как никогда плохо на каком-то моральном уровне от понимания, что после этого их встреч больше не будет.
Голова слегка закружилась, а потом ясность снова пришла к нему. Он ушел из аврората только с утра, но уже вечером успел понять, что это только на первый взгляд казалось, что можно так просто вынести презрение родственников, — нет, он по-прежнему был слаб и прогибался под их влиянием. Ничего не изменилось, потому что не изменился он сам. И даже если сейчас Альбус четко осознавал, что ему прямая дорога в Министерство и в это гнилое общество, которое он так хорошо знал и которое было ему так близко, то внутри какой-то непонятный, противный голос постоянно напоминал ему о матери, что так сильно пророчила ему службу в аврорате; о бабушке, что говорила о его исключительной схожести с отцом, из-за чего он априори должен был продолжить его путь. Все они расписали его жизнь, заранее навешав ярлыки: Пожиратели — плохо, Малфои — неприемлемо, Слизерин — не очень хорошо. И всякий раз, когда маленький Альбус понимал, что совсем не похож на свою семью, начинал сильнее себя терзать и ломать, лишь бы стать хотя бы частично подобным им. Именно это и было тем, что погубило его, заставив постоянно погружаться только внутрь себя и не показать свое истинное лицо, пока оно, в свою очередь, покрывалось плесенью, облупливалось, делаясь совсем не человечным. Он и сам понимал, что стал неимоверно далек от всех моральных норм: все, что для многих являлось истинной, Альбус ставил под сомнение. Грань между «плохо» и «хорошо» стиралась; в один прекрасный момент ее просто не стало, и тогда он сформировался тем, кем был сейчас: лицемерным, подлым, скрытным и аморальным типом, который не гнушался ничем, если пред ним возникал азарт — единственная яркая эмоция.
— Я думала, ты никогда не придешь, — услышал он сквозь пелену, но наваждение тут же пропало, когда Альбус понял, чей это был голос.
— Я должен был сделать некоторые дела, — бросил, даже не поворачиваясь. Его тело так размякло, что им было трудно управлять.
— И что же ты сделал? — прошептала она над его ухом, отчего он вздрогнул: какой же был глубокий у нее голос, он попросту обволакивал сознание. Поттер медленно повернул голову и увидел, что она сидит близко-близко, почти вплотную и смотрит так серьезно, без капли смеха, будто бы понимала всего его.
— Ушел из аврората, — ответил он также тихо, понимая, что больше не сможет не смотреть в эти глаза, ведь они чертовски гипнотизировали. По ее лицу прошло какое-то облегчение, а потом он опять заметил эту несвойственную ей нежность в глазах. Что-то складывалось в его голове, строились какие-то выводы, но Альбус лишь тяжело сглотнул, ожидая ее слов.
— Это был единственный твой шанс наконец стать собой, Альбус, — проговорила, слегка замявшись. — Удивительно, как ты еще не свихнулся, столько лет нося маску ложного благородства.
Альбус ухмыльнулся пьяно, прикрыв глаза, а потом почувствовал, как ее рука сжала его. Он опять посмотрел в эти карие глаза с треугольным солнцем, будто бы спрашивая, зачем она все это делает: зачем привлекает его внимание, смотрит так по-особенному и даже не пытается скрыть чувства, что напрямую написаны у нее на лбу.