Время еще было.
А значит, не было повода сдаваться.
***
Она пришла к дому тети еще раз, но, постучавшись, ей не ответил никто, только штора дрогнула за окном. Забини было все ясно — Кларисса не поможет, и с каждым днем, когда Ригель приходила к этому дому, в ней сильнее разгоралась ненависть. За что она так с ней? Почему она не может единственный раз помочь?
Брат был плох. С каждым днем у него ухудшалось здоровье, а страх будто въелся в кожу, настолько болезненно выглядел Маркус. И чем хуже было ему, тем отчаяннее становилась Ригель. Гордость замолчала, на место ее пришла тупая ноющая боль и осознание, что только через постель она сможет найти деньги. Но к кому же податься?
Вычерчивая губы красным и смотря на свое отражение, Ригель видела, насколько она была неотразима. К ее ногам упадет любой, но выбрать нужно было только самого перспективного. Того, у кого были и власть, и деньги.
Самайн был идеальным вариантом. Несчастный брак, а значит мучительный, ненавистный ему секс с женой — этим можно было воспользоваться. Но выше всего возвышалось то, насколько он был влюблен в нее. Как Кроусон смотрел на Ригель: в этом взгляде было все, начиная от тоски, заканчивая нестерпимой жаждой. Он непременно согласится на эту аферу, но не потребует ли чего большего, воспользовавшись ее отчаянием? Не станет ли играть?
Ригель, нацепив на себя самую соблазнительную улыбку из всех, нервно сглотнула, сжав руки. Какова бы ни была его цена, она заплатит ее. Даже если придется убить себя окончательно, даже если потом она никогда не сможет расплатиться. Для нее брат был выше «я», и она будет бороться, унижаться, ползать в ногах, но сделает все возможное. Таков был ее нрав.
В последний раз заглянув в комнату брата и внимательно посмотрев на него, Ригель обнаружила его спящим. Что-то внутри у нее дрогнуло, какое-то мучительное ощущение надвигающейся катастрофы сдавило ее легкие, но нужно было спрятать отчаяние, боль и свое смятение. Она должна быть сильной и раскованной, чтобы Самайн согласился дать ей денег и не попытался воспользоваться ситуацией.
Вздохнув, Ригель подошла к кровати и поцеловала Маркуса в лоб, из-за чего он нервно дернулся, но не проснулся. Надо было действовать.
Уже через пару минут она стояла у этого вычурного особняка, чье золотое обрамление ослепляло глаза, а рядом был парк с огромными фонтанами, которые стояли в конусном порядке. Все пестрило от изобилия, и чем больше она стояла здесь, униженная и убитая, тем сильнее внутри у нее просыпалась лавина гнева. Мистер Кроусон-старший был чертовой мафией, и деньги, на которые все это было построено — были деньги тех несчастных, что купились на аферу. Как могла она просить у них помощи? Как смела вообще здесь стоять? Только одна надежда заставляла ее выпрямлять спину и идти медленно и грациозно; весь ее вид, все ее жеманство были результатом непрекращаемой битвы тщеславия и любви, единственных эмоций, которые казались ей искренними в потоке нескончаемого лицемерия.
Прикрыв глаза, Ригель улыбнулась ярко, широко, из-за чего у нее заболели щеки, и пошла вперед, смотря на все насмешливым, незаинтересованным взглядом. Что ж, если вся ее жизнь игра, то она никогда не останется простой пешкой, Забини обязательно выбьется в дамки, даже если сейчас ей придется падать все ниже и ниже. Потому что только когда ты находишься на самом дне, единственный путь — вперед, ввысь; ибо только достигнув самого края отчаянья, можно познать всю прелесть безразличия.
Ее встретил дворецкий. Окинув гостью высокомерным взглядом, он пригласил Ригель в гостиную и сказал ждать. Оставшись наедине со своими мыслями и этой аляпистой роскошью, она опять почувствовала нервозность и то, с каким треском летит улыбка с ее губ. Ригель боялась, что времени не хватит; что из-за Клариссы, на которую она потратила столько сил и времени, она потеряла самое важное — минуты, которые могли быть решающими.
Где-то внутри маленькая, злая Ригель колотилась в приступе страха; она скреблась своими ногтями прямо по сердцу и заставляла тяжело дышать. Уверенность таяла с секундами, что он не приходил, поэтому, когда дверь наконец издала характерный звук, Ригель вскочила с дивана, обернувшись и увидев его, Самайна. Он как-то нерешительно смотрел на нее, и к ней пришло странное понимание: ему все было известно.
— Прости, не мог раньше, — и хоть голос его был безэмоционален, она видела, что ему действительно было жаль. — Селена…опять вышла из себя. Ты ей не нравишься, знаешь? — он усмехнулся, отвернувшись, а потом вновь внимательно посмотрел своим глубоким и анализирующим взглядом, ища ответы на свои вопросы. — Зачем ты пришла, Ригель?
Пауза висела в воздухе слишком долго, потому что она не знала, как ответить на этот вопрос. Смотря в эти темные глаза, Ригель видела все, но самое главное — неизбежность, которая роком неслась над ее братом. Спохватившись, она быстро преодолела расстояние и подошла к нему близко, чтобы отчетливее видеть его глаза, и попыталась улыбнуться. Но улыбка трещала по швам.
— Самайн, — тихо, едва слышно, будто в момент она потеряла все свои силы. — Ты можешь помочь мне?
— Хочешь спасти брата? — его кадык дернулся, а глаза стали совсем непроницаемыми.
Ригель кивнула головой, приблизившись к нему еще ближе и положив свои руки на его широкую грудь, ощущая, как напряглось тело.
— Ты же сможешь сделать это? Попросить отца или…одолжить мне денег, я все верну, — продолжала она, пытаясь загипнотизировать его своим взглядом, но в ответ получила только усмешку. Ироничную и горькую.
— Моя цена будет высокой, Ригель, — холодно ответил, сорвав ее руки с груди и переплетя их со своими. — Потому что мне не нужны будут твои деньги, меня интересуешь только ты и никто другой, — сильнее сжав ладони, Самайн холодно усмехнулся, опять посмотрев на нее жаждущим и даже немного яростным взглядом. — Мы избавимся от Селены и будем вместе, а я подарю тебе такую жизнь, от которой ты просто не сможешь отказаться.
Нервно сглотнув, она попыталась было дернуться назад, но он так крепко держал ее, что у нее просто не было возможности. Самайн был очень сильным, а его голодный взгляд, в котором читались годы ожидания, не предвещал ничего хорошего.
Ригель думала. В ней метались странные чувства, но тщеславие было ярче всех. Это было самое выгодное предложение из всех: она не просто спасет брата, но и получит покровительство этого богатого мужчины, который будет лежать у ее ног и благоволить пред ней.
Все складывалось так удачно, но отчего же было так нестерпимо больно внутри? Отчего перед ее глазами на секунду возник образ Альбуса и сердце дрогнуло так по-предательски?
В ней сражались два чувства: тщеславие и любовь, и Ригель была слишком разумной, чтобы выбрать второе, потому что она, любовь, никак не поможет ей, не обеспечит безопасность брату и не улучшит жизнь. Единственный выгодный вариант Ригель — это Самайн Кроусон, и она ни за что не потеряет его.
Улыбнувшись, Ригель приблизилась к его лицу и прошептала прямо в губи:
— Я согласна.
Он целовал грубо, по-жесткому, терзая ее губы, оставляя на них мелкие раны, только ей было плевать. Нужно было как можно скорее возвращаться к брату и сказать, что она обо всем договорилась, что у них обязательно все будет в порядке. Внутри на мгновение образовалось спокойствие: так бывает, когда после стольких дней страха и нервов вдруг появляется спасительный круг.
Их отрезвил скрип двери и какой-то грохот. Самайн, недовольно сверкнув глазами, оторвался от желанных губ и посмотрел на порог, где стояла Селена, у которой на лице застыло выражение ужаса и слепой ярости и чьи руки держали металлический поднос, содержимое которое валялось на полу, и только один бокал катился по паркету, остановившись у ковра, со звоном ударившись о преграду.
— Вы…— прошептала она, схватившись за ручку. Весь ее вид был такой жалкий и побитый, что Ригель усмехнулась, приподняв брови, посматривая на нее из-за его плеча. — Да как…