Понравились украшения на Анне – они уже стали не так тяжелы, как прежде, приобрели легкий вид. Видно, теперь их цена была не в весе драгоценного металла, а в тонкой работе создавшего их мастера.
Анне было уже двадцать семь лет. Как и Юлия, она была черноволоса, смугла. Ухоженное лицо приятно. Глаза большие, карие.
Юлия вспомнила, что отец Анны имел армянские корни.
На взгляд Юлии, Анна была толстовата.
«Она привлекательна, но не красива», – с удовлетворением оценила ее внешность Юлия.
Понятно, Владимир взял Анну не за красоту, а из желания заключить династический брак с империей, считающейся центром мира.
В свою очередь Анна ревниво оценила родственницу.
С Юлией она была почти одного возраста. Но на родине они никогда не встречались. Юность Юлии прошла в уединенном монастыре, а затем князь Святослав захватил ее и увез.
Конечно, Юлия была намного красивее Анны – только из-за необыкновенной красоты киевский князь взял ее в жены. Но Анна понимала, что Юлия не была ей соперницей – она наложница и ничто не могло изменить ее судьбы.
Анна даже почувствовала жалость к Юлии и, когда формальная процедура знакомства подошла к концу, предложила ей перейти в сад.
Сад уже отцвел. Ажурное великолепие, покрывавшее сад снежным покрывалом, осыпалось. Среди скошенной травы с трудом можно было рассмотреть пожелтевшие останки цветов. Но там, где был цвет, завязались плоды – малахитовые кроны покрылись изумрудными россыпями.
На колючих кустах шиповника, робко прислонившегося к стене, раскрылись девственно-розовые цветы.
Сквозь грубый запах скошенной травы, заполнявший сад, тонко сочился чувственный аромат дикой розы.
Под старой яблоней, опускавшей ветви шатром, стоял стол. На столе кувшин с вином, стаканы багрового стекла, чаша с фруктами. В чаше: янтарные персики; черная, с густым рубиновым оттенком, черешня; румяные, точно щеки юной девы, яблоки.
В саду разговор пошел раскованнее.
Сначала Юлия интересовалась здоровьем братьев-императоров Константина и Василия.
Анна оглянулась, словно опасаясь, что ее могли подслушать, но рядом никого не было. Служанка сидела на лавочке в стороне, готовая выполнить желание княгинь.
Заметив в глазах Анны нерешительность, Юлия проговорила:
– Анна, так уж случилось, что нас, ромейских принцесс, судьба свела вдали от родины, в стране варваров. Мы обе истинной веры. Думаю, Бог не зря нас свел – мы должны поддерживать друг друга.
Анна кивнула головой, наклонилась к Юлии и начала тихо рассказывать:
– Недавно Василий отстранил от власти старого интригана – евнуха Василия Лекапена, паракимомена, который был первым министром при нескольких предшествующих императорах.
– За что?
– Лекапен слишком откровенно оказывал поддержку изменнику Варде Фоке. Когда это вскрылось, Василий отстранил его от власти.
– Варда Фока – племянник императора Никифора Фоки, – заметила Юлия и отметила: – Но дело хорошее сделал Василий. Лекапен много зла сделал – он первый заговорщик. Я думаю, смерть Иоанна Цимисхия его рук дело.
– Все так думают. Он его отравил, когда Цимисхий выступил против него, – кивнула головой Анна.
– Надеюсь, его бросили на съедение львам? – спросила Юлия.
– К сожалению – нет. Василий только отправил его в ссылку, – сказала Анна.
– Жаль. Я бы этой гадиной накормила львов, – проговорила с сожалением Юлия.
Анна тихо рассмеялась:
– Он побоялся, что львы отравятся.
Юлия улыбнулась и поинтересовалась:
– Ну а Василий что?
– Он перестал бражничать и превратился в монаха – ведет аскетическую жизнь. Войско заботит его больше, чем собственное благополучие. К его разочарованию, с военачальниками беда. Беда обычная: те, что талантливы – ненадежны, каждый сам метит в императоры, а те, что надежны – бездарны.
– Значит, не женился?
– И даже не завел наложниц. Ничего не известно и о каких-либо других связях с женщинами, хотя многие мечтали бы стать его подругами.
«Н-да, Василий характером пошел в свою мать…» – мелькнула мысль в голове Юлии. Но спросила другое:
– А дети? Дети есть у него?
– Какие уж тут дети? – удивилась Анна. – Хуже всего, что он не только не заботится, чтобы обзавестись семьей, но не думает устраивать судьбы родни. Дочери Константина в отчаянии. Евдокия постриглась в монахини. Зоя и Федора думают о том же.
– Плохо дело, – проговорила Юлия. – А что же Константин?
– Константин в дела Василия не вмешивается. Он сильно пьет, – сказала Анна, и на ее щеку выкатилась слеза.