Юлия вздохнула:
– Слишком уж много времени Святополк уделяет чтению книг.
– Монаху науки нужны, – пробормотала Олава.
– Святополк – князь! – с вызовом произнесла Юлия.
– Но не наследник, – сказала Олава.
– А кто наследник? – задала вопрос Юлия.
– Мой Вышеслав старший сын, – сказала Олава.
Юлия почувствовала, как в ее душе поднимается волна негодования. Но она тут же подавила ее.
На губах Юлии появилась едва заметная ироническая улыбка, и она притворно мягко вздохнула:
– Весь мир – мираж! Желания людей всего лишь дымок, который развеивает первый же легкий ветер.
Олава и Аделина с недоумением уставились на Юлию.
– Я только что заходила к новой жене Владимира Анне. Она мне родственница, – сказала Юлия, резко меняя тему разговора.
– И что? – подчеркнуто равнодушным тоном спросила Олава, думая, что Юлия просто решила уклониться от ссоры.
– Да так – о мелочах рассказывала, – проговорила Юлия и невинным тоном промолвила: – Она утверждает, что Владимир обещал императору ромейскому, что Анна будет его единственной женой…
Юлия многозначительно замолчала.
Женщин словно окатило холодным душем.
О растерянности Олавы говорили только расширившиеся зрачки, словно превратившиеся в глубокие колодцы.
– Как – единственной женой? А мы? – испуганно спросила Аделина, очнувшаяся первой. Она была поражена, хотя совсем недавно предполагала, что такое может случиться.
– Ну, ты же христианка, – снисходительно проговорила Юлия, – поэтому должна знать, что по христианским канонам законным признается только брак, заключенный в церкви.
Глаза Аделины покраснели от нахлынувших слез.
– Это и в самом деле так? – настороженно поинтересовалась Олава.
– Так, – кивнула головой Аделина. – Перед христианским Богом ни я, ни ты, ни Рогнеда не являемся законными женами.
– Значит, мы ничем не лучше наложниц? – спросила Олава, пристально глядя на Юлию.
Юлия пожала плечами:
– Лучше ли… Хуже… Не мне судить! Вам лучше знать. Я всего лишь наложница. Но думаю, что когда Анна родит сына, то он и будет законным наследником.
Олава резко встала. Ее лицо тряслось от гнева.
Юлия в первый раз видела ее в таком состоянии.
– Мой сын – старший! – резко проговорила Олава.
– Конечно! Но Владимир стал христианином. А значит, он обязан следовать христианским обычаям. А по христианскому закону, кроме Анны, у него нет жен, – еще раз бесстрастным голосом напомнила Юлия и обратилась к Аделине: – Не об этом ли ты недавно мне говорила?
– Об этом… – тихо проговорила Аделина.
Олава вскочила, словно разъяренная пантера, рванула дверь и выскочила наружу.
Юлия взяла стакан и сделала маленький глоток.
Месть начала свершаться. Сердце Юлии от злой радости билось барабанным боем. Она поспешила успокоить его – нельзя показывать свою радость, пока интрига не завершена… и после этого тоже…
Вкус вина совершенно не ощущался.
Юлия поставила стакан на стол. Незаметно сделала глубокий вдох и задержала дыхание.
Почувствовав, что в душу вернулось спокойствие, Юлия проговорила:
– Я уверена, что Владимир выполнит свое обещание, уж больно выгоден ему этот династический брак. Ты ведь была права. Я сразу поняла это. Ведь дети от Анны будут прямыми наследниками Рима, а потому Владимир будет считать именно их наследниками, а не сыновей Олавы.
Аделина говорила такое…
Но, несмотря на опасения, она надеялась, что этого не случится.
– И что же теперь будет с нами? – спросила Аделина.
– Не знаю, – сказала Юлия.
– А тебя разве не волнует намерение Владимира избавиться от жен? – задала вопрос Аделина.
– Аделина, – укоризненно проговорила Юлия, – я ведь не жена, я – только наложница… а насчет наложниц он Анне ничего не обещал.
– Да, – кивнула головой Аделина.
Аделина думала о том, что к Владимиру у нее не было никаких чувств. Не было ни любви – смешно об этом говорить, когда тебя отдают чужому человеку, словно скотину. Ни ненависти – Владимир относился к ней достаточно хорошо. Ни в чем не стеснял. Да и видела она его очень редко. Он делал свое дело. Она – свое, исправно рожая ему сыновей. Для этого Владимир и брал ее в жены. Было одно равнодушие.
Аделине снова пришла в голову мысль, что лучшим выходом для всех было бы, если бы Владимир умер.
Она этой мысли нимало не ужаснулась. Лишь задумчиво проговорила: